Президент США Дональд Трамп выразил согласие провести личные переговоры с лидером КНДР Ким Чен Ыном «ближе к маю» текущего года. Это будет первая в истории американо-северокорейская встреча на высшем уровне. Учитывая весь накопленный с 1950 года «багаж» отношений между Вашингтоном и Пхеньяном, включая самый последний конфликт между ними, датированный осенью 2017 года, когда речь шла о возможном применении ядерного оружия, новость более чем неординарная.
Тем более что она прошла на фоне оглашенных президентом России Владимиром Путиным в Федеральном послании 1 марта новых военных возможностей нашей страны, и корреляция между двумя этими событиями, что называется, напрашивается. К тому же, Россия прошлой осенью приняла максимальные усилия с целью не допустить создания новой «горячей точки» в непосредственной близости от своих границ, выдвинув группировку сил Тихоокеанского флота к берегам Корейского полуострова и приведя в повышенную готовность средства ПВО, ПРО и электронной разведки на Дальнем Востоке.
Да, преувеличивать «российский фактор» в данном случае, наверное, не стоит, поскольку путинский «мессидж» носил куда более глобальный характер. Но и преуменьшать — тоже, поскольку он (и это уже очевидно), запустил целый процесс переоценки локальных ситуаций и конфликтов по всему миру.
Не исключая и «корейский вопрос». Ведь любые изменения макросистемы неизбежно затрагивают и ее «элементную базу».
При этом, надо сказать, что нынешняя «Страна чучхе» после октября 1950 года находится в сфере влияния, скорее, Пекина, чем Москвы. Корейская война стала, по сути, первой внешнеполитической «пробой сил» молодой Китайской Народной Республики и одновременно — важнейшим шагом к международному признанию коммунистического китайского государства. Что бы ни говорили китайские товарищи по поводу Северной Кореи, ни ее выживание, ни — тем более! — успешное осуществление собственной ракетно-ядерной программы, вокруг которой разгорелся такой сыр-бор, были бы невозможны без мощной поддержки со стороны КНР.
И если уж крошечная Палестина в ближневосточных песках сумела построить целую систему подземных коммуникаций, через которые, несмотря на израильскую блокаду, снабжается многим необходимым, например, Сектор Газа, то на межгосударственном уровне Китая и КНДР за 60 с лишним лет наличие чего-то подобного подразумевается априори.
Опять же, Пекин де-факто использует «северокорейский плацдарм» как безотказный и сверхэффективный инструмент военно-политического давления на США. Это уже закономерность — как только политика официального Вашингтона выходит или грозит выйти за приемлемые китайской стороной рамки, из Пхеньяна начинают раздаваться жесткие требования и угрозы, а баллистические ракеты — лететь: сначала в Японское море, а теперь уже — с перелетом через Страну Восходящего Солнца — в Тихий океан, все ближе к американской территории.
Разумеется, все это не способствует росту авторитета США в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но «вырвать» эту «корейскую занозу» они не в состоянии без массированной «проекции силы», что означает опасность начала полномасштабного военного противостояния с Россией и Китаем — да еще в роли агрессора.
Читайте также: Константин Асмолов о переговорах США и КНДР: Пхеньяну теперь есть чем ответить
В общем, Штаты находятся здесь в стратегическом тупике, из которого им нужно как-то выбираться. А теперь, в условиях заявленного (Путин таких слов на ветер не бросает — в этом наши американские «партнеры» уже убедились) военного превосходства России, и чем раньше — тем лучше.
К тому же, Китай пока «в одну калитку» выигрывает экономическую гонку с Америкой и неизбежно начнет выигрывать на финансовом фронте — вернее, уже выигрывает. В качестве примеров можно привести решение МВФ о включении китайского юаня (жэньминьби) в свою валютную корзину (решение принято в ноябре 2015 года, сразу после визита Си Цзиньпина в Великобританию, а вступило в силу с 1 октября 2016 года, доля — 10,92%), создание собственной международной платежной системы, начало работы банковской системы ШОС и БРИКС, тесты нефтяных фьючерсов в юанях, и так далее, и тому подобное.
В этих условиях вполне приемлемым и даже оптимальным вариантом для США оказывается своего рода геополитическая «продажа» Южной Кореи Китаю, которое политически может быть оформлено через процесс «государственного объединения двух Корей». Разумеется, с максимальным «истощением» южнокорейского промышленно-технологического и финансового потенциала, а также с максимальным отрывом «единой Кореи» от китайского доминирования.
Задача непростая, но вполне решаемая — особенно если предположить, что данная сделка станет прологом и связанным «пилотом» куда более важной для Пекина сделки по Тайваню.
Читайте также: Наступает эпоха вождей: председатель КНР может остаться у власти до 2032 года
Во всяком случае, и многомиллиардные американские штрафы на южнокорейские «чиболи» типа «Самсунга», и аккуратный демонтаж южнокорейской политической системы, и успешно идущие переговоры по китайским инвестициям в мощные экономические проекты на территории США (в частности, ряд источников утверждает, что китайские фирмы на 30% будут инвестировать энергетические проекты на Аляске — Пекин активно работает в Арктике), и другие финансово-экономические реверансы, вплоть до «уступки прав требования» более чем триллионного долга США перед КНР и сокращения профицита торгового сальдо между этими странами, — данной версии не противоречат.
И за любыми новостями в данном направлении стоит следить с повышенным вниманием.