Информационное агентство
Согласие церковного руководства с решением светских санитарных властей закрыть храмы поставило это самое руководство в безнадежное положение, утверждает Борис Якеменко
Патриарх Кирилл и митрополит Иларион. Фото: РИА Новости
Одним из наиболее тяжелых последствий для Церкви так называемого коронавируса, под которым надо понимать прежде всего страх, может оказаться внутренний раскол Церкви. Согласие церковного руководства с решением светских санитарных властей закрыть храмы поставило это самое руководство в безнадежное положение. Не согласиться – поссориться с государством, которое помещает храмы и богослужения в один ряд с парикмахерским, торговыми центрами и салонами красоты, предписывая закрыть их списочно, через запятую. Согласиться – вызвать негодование и разочарование прихожан.
Усугубляет непростую ситуацию многое. И неосторожная, никак не истолкованная фраза Патриарха Кирилла «и без храма можно спастись» и безумные запреты митрополита Иллариона допускать прихожан к причастию, разрешение самим освящать вербы и куличи, истерика антирелигиозных проплаченных публицистов, несогласие некоторых региональных руководителей закрывать храмы. В Тверской области, например, храмы действуют – я сам встретил Пасху в Нило-Столобенской пустыни в храме, где было на богослужении не менее ста человек.
Наконец, слишком отчетливые аналогии с недавним прошлым.
В итоге закономерно начались катакомбы, стремительно возродилась практика полутайных и тайных богослужений. Масштаб таков, что пресс секретарь Патриархии Волков написал текст с характерным названием «О богослужебной партизанщине», где гневно обличил желающих причащаться.
«Есть те, кто считает себя… кем? Лучше других? Умнее? Духовнее? Но ведь это гордость и самолюбие – всем сказали в храм пока не ходить, но я же хочу, я же привык причащаться в воскресенье, мне же лично надо, как же без причастия? Партизанить, делать вид, что у нас тут какие-то первохристианские времена, почти катакомбы – это не о ситуации в реальности, она совсем иная, чем в I или XX веке, это о том, что у некоторых наших прихожан в головах». Публикация (крик отчаяния) только испортила и без того непростую ситуацию – ведь партизаны в нашем общественном сознании всегда правы, ибо борются с врагами и оккупантами.
Илларион, не понимая, что пора остановиться, разрешил «в период массовой самоизоляции из-за коронавируса… исповедаться по телефону или скайпу», что вызвало возражения даже Владимира Легойды. Было еще много всего, что было считано верующими только в одном смысле – священники и епископат выступили на стороне тех, кто закрывает храмы. То есть согласились. В результате многие очень последовательные и некритичные верующие публично и в частных разговорах впервые выразили как минимум сомнение в правильности действий духовенства, как максимум начали уходить за пределы церковной ограды в поисках тех священников, которые не уклонились, не соблазнились, не отступили. Налицо распад старых общин и формирование новых, то есть контуры раскола все виднее.
Что происходит дальше, мы знаем из истории – формирование параллельной иерархии, самосвятство, толки, согласия и, наконец, причудливое сектантство (дыромоляи, ушкоподъемцы, нетовцы, прыгуны, скопцы – имя им легион), традиции которого тоже очень древние и мощные. А дальше по Башлачеву:
«Имя Имен не урвешь, не заманишь, не съешь, не ухватишь в охапку.
Имя Имен взято ветром и предано колоколам. И куполам не накинуть на Имя Имен золотую горящую шапку».
Вот что с этим делать? Ведь расколы возникают быстро, а лечатся столетиями. Если вообще лечатся.
Борис Якеменко – заместитель директора Центра исторической экспертизы при РУДН