За что воюем?
Вспомнился один эпизод, произошедший на Зимней Олимпиаде 2014. Еще до Родченкова, мельдония и других страстей, и уж точно — до истории со Скрипалями и до Восточной Думы. Какая-то канадская то ли сноубордистка, то ли шорт-трекистка взяла и опубликовала в соцсетях свою фотографию с Путиным. В этих самых социальных сетях поднялся тогда страшный, как сейчас модно говорить, хайп. Затравили беднягу. Ну как можно фотографироваться с тираном, который чуть не умучил несчастных Восставших Пусек! Виктор Шендерович тогда упредил Бориса Джонсона и замысловатым образом сравнил Юлию Липницкую с “первым немецким олимпийским чемпионом Хансом Вельке”. Тем самым, из-за которого борцы за свободу Украины сожгли белорусскую Хатынь. Не прямо, конечно, сравнил, а как-то так… функционально, а я бы сказал — подленько. Дескать, очень мне нравится Юля, так же, как немцам нравился Ганс. Ну, то есть, смысл то был в том, чтобы провести параллель между режимами. Как вам сравнение между Россией 2014 и Германией 1936?
Повторяю, все это было до Скрипалей, Крыма, Боинга… А откуда эти кампании? Ну не из-за недемократичности же. Вот Саудовских принцев никак демократами не назовешь, а, ничего, правят себе, никому не мешают.
Или, все-таки, эти нападки из-за отсутствия в посконных землях истинной свободы? Вот же она, ясная, как березовый пень, картина, которая все объясняет! В России всегда тирания, ну, иногда с кратковременными послаблениями, как в 90-х. За эту склонность к несвободе, свободный мир “эту страну” и недолюбливает испокон веков. А заодно и “этот народ”. И в этом же, в отсутствии свободы, корень ее, страны, вековой отсталости. Вот как оно все, ну ведь совсем же не отнюдь!
Мы, конечно, можем такую картину защищать. Дескать, Европы, отсиживались себе в тепле и неге, когда России приходилось обороняться от орд кочевников, собирать все свои силы в кулак, рвать жилы и жертвовать свободой ради выживания. В Европах же тем временем развивался себе феодализм. Это не только когда феодалы гнобят крестьян, но и когда рыцари по сути свободны, а у королей почти никакой власти. А отсюда и до демократии один шаг. Не то, что у обоих Иванов Грозных со всеми боярами. И не сказать ведь, что будем в этом совсем не правы. Ну хорошо, а сейчас то что? Что мешает прильнуть к живительному источнику демократии? Не иначе злой тиран! Да и народ…. ой не тот же народ! Дали ему голосовать, а он за демократов свой голос отдавать ну никак не хочет!
Есть, конечно еще одно объяснение, греющее патриотическую душу. Геополитика. Дескать, Запад есть Запад, Восток есть Восток… Мы — сухопутная империя, Хартленд, а они — морская. Они хотят нами обладать с моря, а мы пуляем в них, чем можем, с суши. Море — динамичная среда, потому у них там все передовое. А земля — твердая и плоская, поэтому у нас все по старинке. Но не кажется ли вам все это немного надуманным? А чего не торговать с нами с моря и делить дивиденды? Обязательно воевать и козни строить?
Что-то здесь не так. Ну не может одна только страсть к демократии и, тем паче, умозрительная схема, служить причиной любви и ненависти. Все-таки политика дело грязное. Должны за этим деньги стоять и власть. Дискурс этот тоже давно известен. Говорят, война идет за нефть и газ, ну и за другие залежи. Хотят контролировать, а еще лучше — совсем отнять, и чахнуть себе спокойненько над всем этим златом. Но и тут как-то не сходится. Те, кто богатые — они, часто и без ресурсов вполне себе справляются. Даже будучи национализированными, природные богатства не всегда приносят процветание. И даже там, где их настолько много, что страна купается в деньгах, процветание это какое-то однобокое. Я бы сказал, что ресурсы “наши партнеры” стремятся контролировать по другой причине. А именно, потому, что они — стратегические. Без нефти ни самолет не взлетит, ни танк не будет быстрым. А без редкоземельных металлов ни айфон соорудить, ни, “летающий компьютер” F-35 забабахать.
Хорошо, а где же в этой схеме деньги? И при чем тут демократия? И почему ее с таким упорством насаждают даже там, где ее триумфальное шествие оставляет за собой выжженное поле?
Комплекс неполноценности
Демократия предлагается народам не сама по себе, а как часть целостного комплекса. В него входят, кроме всего прочего, уважение к собственности, свободная торговля и минимальное вмешательство государства в дела бизнеса. Согласитесь, такая концепция выглядит простой и разумной. Можно сказать, демократия во всем. Несложно заметить, что в этом виде концепция всеобъемлющей демократии представляет собой “в нагрузку” еще способ открытия новых рынков. Как то так сложилось, что эту идеологию вовсю продвигают именно самые передовые в технологическом плане державы. Причем, технологию следует понимать в расширительном плане. Это не только умение производить электронику или дорогую косметику, но и умение торговать (маркетинг), умение проводить финансовые операции, создавать бренды, продвигать их самыми разными способами. Голливуд — это не только прибыльное и очень высокотехнологическое предприятие, это еще и способ навязывания кинозрителям разных товаров и брендов за деньги самих кинозрителей. Это наличие доступных финансовых ресурсов. Это, несмотря на все разговоры о невмешательстве государства, политическая поддержка своего бизнеса. А еще, есть критически важные вещи, которые бывают нужны позарез, а сделать их можно только при определенном уровне технологий. И это не только военная техника, но и, например, медицинское оборудование, лекарства. Даже техника для выращивания бананов критически важна для выращивателя бананов. Без нее он разорится, бананы то окучивать умеют в любом теплом и влажном закоулке. В Израиле выращивают, где совсем не влажно. То есть, на рынке сельхозпродукции конкуренция предельно высока. А нужную технику умеют делать несколько фирм, где-нибудь в Америке, Японии, а то и в Скандинавии. К конкретным же условиям конкретного фермера подходят одна-две модели. Иными словами — чем сложнее технология, тем ниже конкуренция, а значит — выше норма прибыли.
Поэтому, открытие рынков, которое кажется вполне справедливым взаимным актом (мы открываем рынки вашим бананам, а вы за это — нашим айфонам), оказывается выгодным именно айфоновой стороне.
Но не скажешь же людям: — “Давайте заведем у вас такой справедливый строй, чтобы мы могли вам втридорога втюхивать наши безделушки (или даже машины), а вы за это нас задешево кормили, поили и снабжали ресурсами”. Нужно что-то более презентабельное, массам нужно давать надежду. За нее, надежду, они даже майдан могут устроить, разнести целую страну, вместе с промышленностью, и начать строить “аграрную сверхдержаву”
При этом, конечно, демократия сама по себе — штука весьма привлекательная. Как-то все справедливее устроено, люди сами решают свою судьбу. С коррупцией легче бороться. Бизнес, действительно, лучше себя чувствует. При настоящей демократии, никто ничего не “отожмет”, никто не уведет из под носа лакомый подряд за взятку. Правила игры понятны и просты, конкуренция честна, а значит — идет на пользу обществу.
Все это правда. Демократия, свободный рынок, уважение собственности, и другие, как сейчас модно говорить, “институты” действительно способствуют экономическому прогрессу. За это говорит и тот факт, что страны, в которых более совершенная демократия, как правило, богаче.
Но вся ли это правда? Нет ли чего либо еще, кроме этой правды? Попробуем рассмотреть несколько тезисов.
Демократия способствует консервации существующей экономической структуры
Во-первых любая демократия несовершенна, и сильные мира сего все-равно, при самом наисправедливейшем из справедливых строе, имеют хоть небольшие, но преимущества. А поскольку они при этом и так сильны, они заинтересованы в сохранении статус-кво. А кто самый сильный в банановой республике? Пожалуй, скупщики бананов. Это одна из причин, почему демократические банановые республики остаются банановыми. Для рывков нужна политическая воля, а в условиях “сдержек и противовесов” у противников экономических перемен всегда достаточно политических средств.
Преодоление этой ползучей контрреволюции возможно при разных формах диктатур. Диктаторам нужны технологии для укрепления обороноспособности, престижа. У них политической воли в избытке, с затратами они не считаются. Вот и выбиваются в лидеры Сингапур с Южной Кореей. Конечно, возможен технологический рост и в рамках чистой демократии и свободного рынка. Но для этого должна существовать “критическая масса”. Должны быть свободные капиталы, которые можно было бы инвестировать в рисковые проекты. Должна существовать критическая масса таких проектов, чтобы было из чего выбирать. Должны быть подходящие кадры, традиции. Должен быть потенциальный рынок. Все это возможно только в относительно крупных странах. Небольшие же, при существующем положении вещей, обречены оставаться сырьевыми придатками, или, в лучшем случае — надеяться на иностранные инвестиции.
Технологическая составляющая не менее важна для процветания, чем экономическая
Тут многое очевидно. Если производство технологически сложное, доля квалифицированного труда выше, а значит выше средняя заработная плата. Мало того, что сами люди, в среднем, богаче, они еще платят больше налогов. Появляются дополнительные деньги на образование, здравоохранение, благоустройство. Чем разнообразнее производство, тем проще сглаживать колебания цен, проходить экономические кризисы. Все чище, цивильнее, спокойнее, все вокруг более передовое и продуманное.
Технологический прогресс способствует развитию “институтов”
А вот здесь связей неожиданно много. Начнем с наиболее простого — повышение престижа и общего уровня образования. Нужно ли говорить, что образованный человек склонен больше подчиняться законам, голосовать умом, а не сердцем. Кстати, если есть потребность в образовании, должны существовать и учебные заведения. А уж там вольнодумство процветает.
Сложное производство требует людей с самыми разнообразными способностями. Нужны вдумчивые инженеры, рисковые предприниматели, творческие дизайнеры и рекламщики. А более высокий уровень доходов и образования, к тому же, создает дополнительный спрос на самые разные услуги — от кружков по интересам до высокого искусства. Человеку значительно проще найти свое место, он меньше склонен к бесмысленным бунтам, алкоголизму, криминалу.
Возможность проявить себя создает дополнительные социальные лифты. Можно стать ведущим инженером, можно что-то изобрести и заработать кучу денег. Кто-то может стать человеком искусства. Даже хорошим спортсменом проще стать при обилии кружков и секций, в которых есть шанс вовремя проявить таланты. Так, Аргентина, конечно, рождает великих футболистов, но только футболистов, да и тех на полноценную сборную не хватает. А Британия, кроме футболистов, рождает легкоатлетов, пловцов, теннисистов, боксеров… Социальные лифты снимают напряженность в обществе, дают надежду, цель. И опять уменьшение чувства “безнадеги”, криминала, алкоголизма.
За счет социальных лифтов происходит постоянное обновление элит, это не дает им застаиваться, загнивать. Улучшается качество управления, доверие к элитам.
Сложное производство стимулирует инновации, возникновение новых технологий, целых отраслей. Наука финансируется более богатым государством и фирмами. Самый большой по численности НИИ в мире сегодня принадлежит корпорации Самсунг. Но нередки случаи, когда специалисты, получившие опыт на производстве, открывают собственный фирмы, стартапы. Это облегчается тем, что вокруг масса квалифицированных людей.
Сложное производство стимулирует сотрудничество. Качество специалиста определяется, в том числе — его умением работать в команде. Это способствует оздоровлению климата как на производствах, так и во всем обществе.
Отсутствие сложных, инновационных производств, ресурсный характер экономики затрудняет развитие “институтов” и ухудшает социальный климат
Этот момент кажется мне очень важным, ключевым. Простое производство обычно базируется на эксплуатации ресурсов. Поэтому для успешного бизнеса очень важно обладание таким ресурсом. В таком случае, главная форма конкуренции — это война за землю, скважину, или, скажем, кусок пляжа. Кстати, при массивной приватизации все предприятия превращаются в ресурс, и за них идет война, свидетелем которой мы были в 90-е.
На войне за ресурсы хороши все средства, в том числе — подкуп чиновников, силовиков, продвижение своих во власть. Власть коррумпирована не потому, что там сидят плохие люди, и народ испорчен в принципе. На коррупцию есть сильный спрос, и спрос рождает предложение. Коррупция, кстати, используется “партнерами” как еще один жупел для разжигания народного гнева, хотя причины коррупции не в самой коррупции.
Богатство, заработанное через коррупционные схемы воспринимается как неправедное. Это отношение переносится на любое богатство, оно становится “постыдным”. Это рождает двойственную реакцию. У части общества — неумение зарабатывать, “продавать себя”. А те, кто зарабатывать умеет, как бы ломают барьер — и пускаются во все тяжкие. Пускают пыль в глаза, шикуют, делают все демонстративно, напоказ. Это еще в большей степени провоцирует напряжение в обществе.
Стоит ли говорить, что неправедно нажитое богатство не способствует формированию пресловутого “уважения к собственности”.
В условиях войны за ресурсы верность важнее компетенции. Поэтому процветает клановость, кумовство. Это переносится и на государственные структуры, способствует коррупции.
Если ничего нового создавать не нужно, а нужно только охранять, ценность человека в большей степени определяется не его личными качествами, а местом, которое он занимает. Это тоже способствует клановости и кумовству, рождает зависть, подсиживания, борьюу за место.
Похоже, что существует еще множество механизмов, которые отрицательно действуют на “институты” в случае экономики, ориентированной на ресурсы, и положительно — в случае сложной, индустриальной, а еще лучше — инновационной экономики.
По наклонной вверх
Из всего этого можно сделать вывод о наличии положительной обратной связи. “Институты” — демократия, честные (не коррумпированные) суды и органы власти, уважение к собственности, высокий уровень образования и инициативы подстегивает развитие инновационной экономики. Но и развитие инновационной экономики, отход от хозяйства, базирующегося на эксплуатации ресурсов, способствуют развитию “институтов”. А там, где есть положительная обратная связь, развитие идет быстрее, а может проходить, по историческим меркам, очень быстро буквально скачком.
Но чтобы сдвинуть такой механизм с мертвой точки, нужно вращать все колеса. Нужно развивать технически сложные производства, проявляя политическую волю. И, проявляя политическую волю, бороться с коррупцией, совершенствовать суды, улучшать образование, науку, снижать, по возможности регулирование бизнеса. Еще раз — весь набор либеральных реформ должен сопровождаться целевым развитием сложных наукоемких производств. Это может способствовать настоящей либерализации в не меньшей степени, чем заклинания о “структурных реформах”.
Существующая же практика, скорее выглядит как попытка научить птицу взлетать, махая одним крылом. При этом, учителя, еще умудряются издевательски комментировать и выводить на площади недовольных отсутствием реформ. Открытие рынков, так, как это происходило в 90-е в странах СНГ, а также в странах с относительно слабой экономикой при присоединении к ЕС, приводит к деиндустриализации, иногда, еще искусственно подстегиваемой. Вероятно, поэтому экономика Греции требует постоянных вливаний, а в Болгарии до сих пор можно встретить рэкет.
Джентльменам верят на слово
Еще совсем недавно мне хотелось верить, что непонимание описанных механизмов является следствием зашоренности мышления экономистов. В последнее время, видя заангажированность средств массовой информации, различных международных организаций, я уже почти не питаю надежд. Знаете, можно допустить, что у Британии есть какие-то доказательства по делу Скрипалей. Можно допустить, в Думе действительно есть какие-то следы применения химоружия. Но… послушайте… то, что независимая комиссия присуждает Оскар фильму о Родченкове… На следующий год после присуждения этой же премии фильму о белых касках… Первый я честно просмотрел. Скучнейшее и топорнейшее действо. Думаете, независимость мировых консалтинговых агенств, разных там ВБ, МВФ, да и разных экономических институтов выше, чем у киноакадемиков?
Нежелание усиления конкурентов совершенно понятно и объяснимо. Положительное влияние инноваций на экономику скрыть невозможно. Но можно об этом лишний раз не говорить, если уж это не выгодно. Можно всего лишь не стимулировать соответствующие исследования. При этом, через гранты, премии, другие механизмы роддерживать исследования, доказывающие безальтернативность “длинного” пути. Дескать, сначала демократия и институты, а технологии вырастут сами. Отмечу, что путь этот, не то, чтобы совсем неправильный, а просто слишком длинный. Вот у джентльменов и появляется дополнительное время, позволяющее всегда быть на шаг впереди. Да еще и поругивать нерадивых за косность и коррупцию.
Если же они, нерадивые, проявляют строптивость — то наготове разного рода дубинки. Дубинки эти бьют за отсутствие той самой демократии, которая значительно легче прижилась бы, если бы страны шли естественным, прагматичным путем.
Технологический интернационал
Если мои гипотезы справедливы, настоящий суверенитет является непременным условием выхода на устойчивое развитие. Но чтобы не стать изгоем, нужно противопоставить идеологии либерализма другой, прагматичный путь. В некотором смысле — идти по пути Советского Союза, который сознательно развивал отсталые территории. Можно, конечно, говорить, что они, отколовшись, проявили черную неблагодарность. Но страну то растащили “элиты” и черная неблагодарность — скорее от них. Этим же элитам можно предложить лакомый кусочек — совместное развитие технологий, совместную защиту рынков, совместное — реальное — движение к процветанию и к реальному суверенитету. На таких, прагматичных принципах должны построить реальные союзнические отношения. И не только со странами бывшего Союза, но и с другими, нуждающимися в защите рынков, развитии технологий, а заодно — реальном развитии демократии.
IgorZy, Израиль