Сегодня замечательному человеку, одному из народных героев нашей страны, Александру Ивановичу Гурову исполняется 75 лет.
Он родился 17 ноября 1945 года в крестьянской семье, уроженец деревни Шушпан-Ольшанка Староюрьевского района Тамбовской области. Здесь закончил среднюю школу, работал трактористом и комбайнёром. Срочную службу в Советской Армии проходил в Венгрии (1965-1967). В 1974 году – выпускник юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, член Союза писателей России. Основоположник теории и практики борьбы с организованной преступностью в нашей стране. Автор научных и публицистических книг-бестселлеров, в частности, «Красная мафия», «Профессиональная преступность: история и современность», «Смерть Короля или лев не прыгнул. Рассказы об усатых, хвостатых и пернатых», сотен публикаций, в их числе изданных на шести языках. А также не одной, а, наверное, тысячи ремарок, афоризмов, интервью в российских и глобальных масс-медиа.
Участник и консультант десятков документальных фильмов, посвящённых вопросам борьбы с преступностью, прототип героев детективных произведений, изданных в России и за рубежом.
В 1967-1990; 1998-2004 гг. – служба в системе МВД СССР-РСФСР-Российской Федерации. 1990-1994 гг. – в структурах органов госбезопасности. 1994-1998 гг. – в сфере безопасности бизнеса. Стрелок без промаха. Генерал-лейтенант милиции, генерал-майор по линии государственной безопасности. В Центральном музее МВД России А.И. Гурову отведена одна из постоянных экспозиций.
Избирался народным депутатом Верховного Совета РСФСР, работал в Комитете по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью (1990). Один из лидеров тройки блока «Единство» («Медведь») – «Шойгу-Карелин-Гуров» (1999). Депутат Государственной Думы третьего – пятого созывов (1999-2011). Председатель Комитета Государственной Думы по безопасности (третий созыв, 1999-2003), председатель Комиссии Государственной Думы по мандатным вопросам и вопросам депутатской этики (пятый созыв, 2008-2011). Инициатор злободневных парламентских мероприятий, автор и соавтор многих десятков проектов федеральных законов, организатор благотворительных акций для одиноких стариков, сирот, несовершеннолетних осуждённых. Помогал в разрешении конкретных проблем сотням и сотням простых людей. Будучи на государственной службе, энергично и умело отстаивал национальные интересы, публично выступая в регионах России, на политических площадках зарубежных и международных организаций.
Генерал Гуров как учёный и писатель, правоохранитель и законодатель, общественный и политический деятель внёс крупный теоретический и практический вклад в отстаивание социальной справедливости, обеспечение борьбы с коррупцией, терроризмом, легализацией (отмыванием) преступных доходов, бандитизмом, незаконной миграцией, таможенными правонарушениями, налоговыми преступлениями, иными угрозами национальной безопасности.
Кавалер государственных орденов и медалей, ведомственных наград, множества знаков общественного признания. Удостоен наград иностранных государств.
Пятеро родных братьев – работники органов внутренних дел в отставке.
Женат, супруга – правовед-эколог, на заслуженном отдыхе. Сын – офицер ФСБ России в отставке, адвокат.
Находясь в отставке, он не сидит, сложа руки, продолжает активную творческую жизнь.
Пожелаем Александру Ивановичу хорошего здоровья, благополучия и творческих свершений!
«Столетие» начинает публикацию глав из мемуаров А.И. Гурова рассказом об одном из его главных учителей-наставников.
Материал подготовил Борис Калачев – помощник депутата Государственной Думы генерала А.И. Гурова в 2000-2011 гг.
Первые впечатления
Карьерой учёного и практика, всем тем, что случилось в моей жизни хорошего, я, без преувеличения, обязан удивительной женщине, педагогу от Бога, бескорыстному, болеющему за Отечество человеку – лауреату Государственной премии СССР в области науки, заслуженному деятелю науки РСФСР, доктору юридических наук, заслуженному профессору Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, правоведу и криминологу с международным именем Нинели Фёдоровне Кузнецовой (1927-2010).
Она до конца жизни оставалась моим учителем. 
…Начало 1970-х. Я – студент вечернего отделения юридического факультета Московского университета.
Семинары по криминологии в нашей группе вела профессор Нинель Фёдоровна Кузнецова. Ей было чуть более 40 лет: копной – белокурые волосы, хорошо сложенная фигура, быстрая походка и движения, резковатый с хрипотцой голос, лёгкий прищур внимательных глаз – указывали на личность волевую и энергичную. Все наши попытки «подобрать к ней ключи», говоря проще, пошутить или перевести тему занятий на отвлеченные вопросы (вечерники часто приходили неподготовленными) тут же пресекались. Однако студенты, многим из которых было далеко за тридцать, народ изобретательный и не лишённый знаний жизненной психологии.
Мы быстро разглядели в преподавателе интерес к практике борьбы с преступностью. Поэтому каждый раз, рисуя какие-нибудь жуткие картины убийств, разбоев или появление новых способов преступлений, старались перевести это в плоскость причин. Мол, почему такое возможно при строительстве социализма и как можно объяснить эти ужасы пережитками прошлого в сознании людей. (Об истинных причинах тогда говорили осторожно).
Эту нехитрую тактику Кузнецова разгадала быстро, и ответы на вопросы «почему» возложила на нас самих. Незаметно семинар превращался в жаркую дискуссию.
Помню, однажды кто-то стал отстаивать идеалистическую точку зрения на взятку, позаимствованную в партийных документах. Мол, это не свойственно советскому чиновнику, который не берёт денег в силу своих коммунистических убеждений. Студент хитрил: ведь опровергать сказанное – значит идти против официальной идеологии. В аудитории захихикали, волной прошёл легкий шумок – срезал! Но не тут-то было. Нинель Фёдоровна разрешила спор по-научному и весьма специфично. Она тут же организовала экспресс-исследование. Нам было предложено ответить на два вопроса – все ли имеют возможность брать взятки, и если да, то почему не берём. Оказалось, что такую возможность имели все. Это понятно, каждый занимал какую-нибудь должность. А вот ответы на вопрос – «почему не берём» – нас самих озадачили. Всё оказалось куда проще, чем написано в книгах. Почти тридцать человек, имеющих такую возможность, элементарно боялись. Боялись потерять должность, сесть в тюрьму, опозорить своё имя, семью, родителей и т.д. Про коммунистические убеждения скромно промолчали.
Нинель Фёдоровна тогда рассмеялась и произнесла:
– Знаете, ребята, один очень известный юрист говорил, что страх порождает уважение к закону. И вы это подтвердили. Но это не совсем так. Вы говорили о своих ощущениях на бытовом уровне, страх же, в который вы вкладывали и моральные факторы, связан с воспитанием на определённых ценностях. Это важно помнить.
С тех пор прошло почти 50 лет, и споры о проблеме теперь уже тотального взяточничества идут не только в аудиториях, но и во всём обществе. Выводы тогда оказались пророческими. Сегодня нет страха перед законом, обществом, именно поэтому коррупция, по официальным документам, стала угрозой национальной безопасности.
…Семинары мы старались не пропускать. Нам было интересно, узнавали много нового, о чём не было принято писать. Например, объяснять причины роста насильственных и корыстных преступлений, увеличения доли бродяг, безработных, распространения наркомании одними пережитками прошлого было уже невозможно. Мы понимали, что повальное пьянство в стране пережитком не назовёшь, если в 1903 году на душу населения, по данным А.Ф. Кони, приходилось по 0,5 литра спиртного (40-градусной водки), а при развитом социализме – до 20. Тут, видно, какие-то иные причины должны быть… Или два миллиона мелких хищений с заводов и фабрик Родины. Отчего?
Нинель Фёдоровна относилась к немногим криминологам, считавшим, что в Советском государстве, при распределительной экономике, есть свои специфические причины преступности. Однако их обозначение, так или иначе, связывалось с ролью Коммунистической партии и властью. Это, разумеется, не приветствовалось. За такие научные умозаключения можно было поплатиться. Например, во ВНИИ МВД СССР сожгли книгу старшего научного сотрудника Геннадия Хохрякова лишь за то, что он нигде не сослался на классиков марксизма-ленинизма. А на вопрос, почему он так поступил, Хохряков резюмировал, что они, эти источники, никакого отношения не имеют к пенитенциарной системе…
На Кузнецову неоднократно писали доносы. В один из них попал и я, делавший доклад о причинах совершения краж. Меня об этом предупредил мой непосредственный начальник – профессор И.И. Карпец, большой друг Нинель Фёдоровны. Бумага, с просьбой провести воспитательную работу со мною, пришла из КГБ СССР. Нинель Фёдоровна тогда очень возмутилась и провела собственное расследование по выявлению «крота». Им оказался лаборант кафедры криминалистики, числившийся в действующем резерве спецслужб.
Однажды на лекции я услышал, что в СССР ликвидирована профессиональная преступность. Что это такое, лектор не сказал, отметил лишь, что профессионалы часто не работают и ловко воруют. На семинаре о корыстных преступлениях, я выразил сомнение, в том, что такой вид преступности ликвидирован. Нинель Фёдоровна живо заинтересовалась и попросила рассказать, что я имею в виду.
Поскольку мне довелось служить в конвойном полку милиции, то весьма живо обрисовал карманных и квартирных воров, разбойников и мошенников, многие из которых тоже нигде не работали и квалифицированно совершали преступления. Выслушав, Кузнецова сказала, что вообще-то коренных причин профессиональной преступности в стране нет. Однако есть точка зрения (кстати, её и профессора И.И. Карпеца), что она сохранилась в виде рудиментов. Затем она посетовала на засекреченность уголовной статистики. После семинара Нинель Фёдоровна попросила меня задержаться и предложила вступить в её научный кружок.
Попробуем поколебать
В научный кружок по криминологии входили студенты дневного отделения. Из вечерников был я один. Кружковцы не только спорили по докладам, но и проводили научные исследования, публиковали статьи, издавали даже книги, используя возможности университетского ротапринта. Под редакцией проф. Кузнецовой они подготовили очень интересное сравнительное исследование преступности в городе Москве 1923-1968 годов. Мне тоже было предложено сделать доклад на тему профессиональной преступности. А за исходный материал порекомендовали взять указанное исследование.
Как я готовился, как понимал проблему и как потом доказывал свою правоту, вспоминать сегодня, с высоты прожитых лет, даже как-то неловко. Зациклившись на словах лектора – «не работают и ловко воруют» – я решил, что тех знаний, которые у меня уже есть, вполне достаточно, чтобы раскрыть полноту вопроса.
Я добросовестно перечислил все способы совершения карманных и квартирных краж, добавил к этому мошенников – кукольников и басманщиков (ну, просто артисты в своём деле!), выписал жаргон и татуировки. Получилось, с моей точки зрения, очень интересно. Ведь об этом нигде не сообщалось и не говорилось на лекциях.
Тут уж явная новизна! Нинели Фёдоровне тезисы не показал, чего ради отрывать преподавателя от дел по какому-то сообщению.
На доклад под броской вывеской: «Профессиональная преступность в СССР» (куда только смотрела агентура КГБ?) народу собралось много, пришли послушать и некоторые профессора. Убедительно перечислив все категории преступников с обильным использованием жаргонных выражений, я застыл в ожидании вопросов. Студенты действительно были шокированы – откуда такое средневековье взялось? Профессорский же состав проявил неподдельный интерес и засыпал меня вопросами: в чём заключается специфическая причина профессиональной преступности, каков её специальный рецидив, процент не работающих, сумма криминального дохода, количество профессиональных преступников, отличие рецидивиста от профессионала, и, наконец, профессионала от непрофессионала. Был задан вопрос и о дефиниции явления. Я тогда не был готов к подобному повороту событий, но что-то отвечал. Затем пошла жаркая дискуссия среди самих профессоров. Из неё запомнил, что Нинель Фёдоровна уже не довольствуется «рудиментами профессиональной преступности», что студент, то есть я, хоть и смело взялся за эту проблему, но ещё больше её запутал, и вообще ни к чему говорить о том, чего давно уже нет…
Я был страшно недоволен собой и, конечно, профессорами. Особенно меня обидел вопрос касательно дефиниции (я тогда ещё не знал, что это за слово – дефиниция) и всевозможных признаков личности и явления. (На все эти и другие вопросы я дал ответ лишь черед 20 лет в книге «Профессиональная преступность. Прошлое и современность». Она вышла в 1990 году в издательстве «Юридическая литература»).
Несмотря на мой расстроенный вид, Нинель Фёдоровна подошла ко мне и весёлым голосом поддержала: «Ну что, поздравляю тебя! Твоя тема в стенах этого института ещё не звучала. Если намерен её продолжать, то набросай план, я его посмотрю, посиди в архивах. Нужно чётко дать определение профессионального преступника, самой преступности, как совокупности преступлении, ну, и разумеется, найти специфическую причину. А для начала готовь материал на конкурс студенческих работ. Попробуем поколебать официальную точку зрения. Одними рудиментами да атавизмами многого уже не объяснишь».
«Я дойду до генерального прокурора!»
Под руководством Кузнецовой я подготовил научную работу на конкурс. В ней уже речь шла не только о карманных кражах. Пришлось изучить 300 карточных мошенников (шулеров), состоявших на учёте в нашем 115-м отделении милиции (аэропорт «Внуково»). Разумеется, учёл все высказанные на кружке замечания. Работа заняла первое место.
…Подходил шестой курс, Нинель Фёдоровна поинтересовалась, на какую тему я стану писать дипломную работу. Услышав, что меня интересует необходимая оборона, она возразила: «Я думаю, нужно вернуться к шулерству. Видишь, как с нашей легкой руки пошли уголовные дела, (кафедра консультировала следователей и сыщиков ГУВД города Москвы по делу Кантария, Борисова и других – А.Г.). К тому же эта среда выходит за рамки профессиональной преступности. Там уже – организованной попахивает. Посмотри американского криминолога Роберта Колдуэлла и ты найдёшь минимум шесть признаков организованной преступности из выдвинутых им двенадцати. Соглашайся, я помогу, нельзя оставлять эту тему».
Я согласился. Вскоре произошёл случай, который привязал меня к Нинели Фёдоровне на всю жизнь. Она оказалась не только учёным, но и бойцом, защитником.
Летом 1973 года, спасая жизнь студента Володи Маркова, мне пришлось застрелить льва по кличке Кинг, жившего в бакинской семье Берберовых (приехали на съёмки фильма «Приключения итальянцев в России»).
История эта страшная: лев в школьном саду напал на парня и сильно его покусал. Дело получило публичную огласку, как его ни скрывали хозяева хищника. Мнения разделились: центральная печать через знакомых Берберовым писателей, восхваляла животное, выдавала его за сторожа школьного сада, а потерпевшего, при большой потере крови и шоке первой степени (таков был диагноз) называло вором, меня же – трусливым убийцей, не разобравшимся в «игре» льва. Широко известная дрессировщица львов Бугримова выступила на нашей стороне. В дело вмешались председатель Госплана Байбаков и министр внутренних дел СССР Щёлоков. Прошёл слух, что против милиционера возбудили уголовное дело (дело возбуждалось по факту) и хотят уволить. Мне позвонила Нинель Фёдоровна Кузнецова, попросила приехать и рассказать, как всё было. Приезжаю, рассказываю во всех деталях. Выслушав, она воскликнула: «Да тут чистая необходимая оборона! А ты хотел писать диплом. Пожалуй, тебе не следует присутствовать на конференции, справлюсь сама».
– На какой конференции? – не понял я, уставший к этому времени от допросов и расспросов.
– Да хочу, чтобы студенты обсудили твой поступок и вынесли вердикт по поводу случившегося. Студенты – большая сила, с ней будут считаться! Я дойду до Генерального прокурора, если они посмеют тебя тронуть!
Как известно, история со львом для семьи Берберовых завершилась большой трагедией.
…Защита диплома прошла блестяще. Там же Нинель Фёдоровна поинтересовалась, не хочу ли я продолжить научную деятельность. Я ответил, что нет, что передохну годок и поступлю на третий курс психологического факультета, поскольку мне очень нравится этот предмет.
– Да ты и так психолог, – воскликнула она – Изучал судебную психологию и психиатрию, а этого достаточно для работы криминалиста. Я же тебе предлагаю поступить в аспирантуру и серьезно заняться криминологией по линии профессиональной и организованной преступности. У тебя хорошая практика, много уже сделано. Тема эта очень перспективна, поверь мне, не отказывайся. Я помогу. А потом… Если пошёл, то надо идти до конца!
Было заманчиво. Но одно дело студенческие работы, другое – диссертация. Это уже официоз. Между тем официальная точка зрения, причём идеологическая (считай – политическая) заключалась в отрицании этих видов преступности в СССР. Не то чтобы я боялся, нет, но я видел, как в МВД сопротивлялись любым непривычным для советского уха словам и терминам. Однажды за слово «латентность», вставленное мною в доклад руководителя, мне сделали такой нагоняй, что я забыл – что оно обозначает. Попытка использовать термин «виктимологические причины краж» у представителей зарубежных государств, привели министра внутренних дел Щёлокова в ярость! И если бы не полковник болгарской милиции, то вряд ли бы я удержался в уголовном розыске.
– Зря боишься, – убедительно сказала Кузнецова, – ты же работаешь в Управлении уголовного розыска, которым руководит профессор Карпец, а он, кстати, стоит на нашей точке зрения.
Так с лёгкой руки Нинели Фёдоровны я стал аспирантом-заочником кафедры уголовного права МГУ. По её предложению, для студентов старших курсов была введена специализация – «Профилактика преступности», которую, по её же рекомендации, я вёл два года. Раз в стране взят курс на профилактику преступлений, а в органах внутренних дел созданы специальные подразделения, значит, по мнению Кузнецовой, студенты должны об этом знать и быть готовыми включиться в жизнь сразу же после окончания вуза.
Нинель Фёдоровна не оставляла ни одного значимого для общества события, попавшего на страницы печати. Помню, вышел фильм Василия Шукшина «Калина красная». Она тут же организует его обсуждение. Или однажды в какой-то газете появилась статья о том, что в нашем обществе женщин больше, чем мужчин. И эти женщины страдают от недостатка мужской ласки. Поэтому, по мнению автора, надо было подвинуться жёнам и уступить место женщинам-одиночкам. Это так возмутило Нинель Фёдоровну, что она тут же организовала конференцию по обсуждению этой статьи, призывающей, по её мнению, к проституции. Автору тогда здорово врезали и уличили его в подтасовке цифр. Оказалось, что в общее количество несчастных женщин он включил вдов чуть ли не с времён Первой мировой войны 1914 года!
…Когда я работал над докторской диссертацией или над книгой, я нередко консультировался с профессором Кузнецовой. Она по-прежнему оставалась для меня учителем.
Даже когда я был в должности начальника 6-го Главного управления МВД по борьбе с организованной преступностью, не считал зазорным приезжать к ней и советоваться по вопросам применения тех или иных норм уголовного права. Привлечь авторитетов и «воров в законе», а также крупных должностных лиц к уголовной ответственности было нелегко.
Тогда ведь не существовало специальных статей об ответственности за создание преступных организаций и пособничества в этом. А по бандитизму вообще боялись квалифицировать опять же по старой причине – оказывается, бандитизм-то ликвидирован у нас ещё в 1950-е годы…
«Если бы знать, что вы этот закон примите, я приползла бы…»
В последние годы жизни Нинель Фёдоровна занималась темой «беловоротничковой» преступности, видя в этом главную опасность для государства. Она иногда звонила, просила подобрать ей некоторые материалы и при этом неизменно задавала вопросы.
– Когда же вы примете законы о противодействии отмыванию денежных средств, неужели не видите, как деньги утекают в оффшорные зоны…
Или:
– Закон о борьбе с коррупцией, когда примете? Сколько можно болтать, уже 20 лет ведём о нём разговоры!
Никакие объяснения причин непринятия этих и других законов её не устраивали. Обычно она досадно, с хрипотцой говорила: «Вы же Дума! Неужели не можете? Не поверю, чтобы вам не давали!».
Однажды я получил добро на разработку законопроекта о конфискации имущества как дополнительной меры наказания и стал собирать учёных для этих целей. Позвонил Нинели Фёдоровне, попросил поучаствовать. К этому времени со здоровьем у неё было не всё хорошо. Я предложил ей служебную автомашину, она поблагодарила и сказала: «Если бы знать, что вы этот закон примете, я приползла бы, не то что приехала. Но ведь не примете, не позволят!».
Около года шла работа над законопроектом. Не было случая, чтобы Нинель Фёдоровна пропустила по тем или иным причинам заседание авторского коллектива. Она много сделала и для концепции проекта этого закона и для его содержания. Законопроект был разработан на основе положений международного права, но не дошёл даже до первого чтения. Расставаться с тем, что было накоплено «непосильным трудом» чиновники не хотели. (Кузнецова так и говорила: «Да разве они захотят?!»). Прогноз Нинели Фёдоровны, хорошо знавшей жизнь, и тут сработал.
Для честных людей остаётся одно – идти до конца, как она и завещала!