Социально-политические сдвиги, недавно имевшие место в Турции, получили мировой резонанс, подчеркнув значимость ближневосточной державы, партнёра России. Хрестоматийные интерпретации полновластия Реджепа Эрдогана не дают турецкой теме тлеть на политической арене. Нам же интереснее реальная политика Турции, касающаяся России и стабильности российско-турецких отношений.
Интервью «Ритму Евразии» дал Амур Гаджиев, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института востоковедения РАН, директор Центра изучения современной Турции (ЦИСТ),
– Амур Гаджибабаевич, Турция сделала свой выбор? Что ожидает турецкий народ – электорат от лидера нации?
– Турецкий народ на последних, состоявшихся 24 июня выборах вновь проголосовал преимущественно за Эрдогана. Однако и его конкуренты набрали немало голосов. Интересным оказался и состав нового парламента, представительность которого в значительной степени повысилась по сравнению с предыдущим созывом. С учетом нынешнего расклада политических сил в стране можно предположить, что турецкое общество ждет от главы государства, прежде всего, безболезненного продолжения реформ по превращению республики из парламентской в президентскую. Очевидно, что народ заинтересован в экономической стабильности и ждет от своего лидера конкретных шагов по улучшению экономической ситуации в стране.
Большая часть населения надеется на скорейшее урегулирование курдской проблемы и прекращение режима чрезвычайного положения. Следует также отметить, что турецкое общество поддерживает курс президента на укрепление многовекторности во внешней политике страны.
– Как вы полагаете, приход технократов в турецкое правительство возможен? Или вопрос обновления государственной власти там сейчас не актуален?
– Накануне формирования нового правительства действительно было много слухов о переходе на технократию. Предполагалось также, что в новом Кабмине, помимо сторонников правящей Партии справедливости и развития (ПСР), будут и представители Партии националистического движения (ПНД) (которая на прошедших выборах участвовала в альянсе с ПСР), и беспартийные. Однако на деле оказалось несколько иначе. Судя по всему, не достижения в профессиональной деятельности, а степень лояльности к президенту стала одним из главных критериев назначения на пост министра. В новом правительстве не оказалось сторонников ПНД. Некоторые министры из предыдущего Кабмина сохранили свои позиции. Поэтому говорить о полном обновлении турецкой государственной власти и перехода на технократию не приходится.
– Прогноз, что после июньских выборов Турцию ожидает крупнейший экономический кризис в истории страны, имеет объективные основания? Падение турецкой лиры сыграло роль в прогнозах?
– В настоящее время государственный долг Турции составляет около 480 млрд. долл. США, а это 23% от общего объема ВВП страны за 2017 год. Безусловно, падение турецкой лиры усугубляет ситуацию. Стране необходимы дополнительные иностранные инвестиции. Привлечь их в нынешних внутриполитических и экономических условиях непросто, разве что за счет продолжения увеличения роста процентных ставок. А это ведет к повышению уровня инфляции, что убыточно для частного сектора, особенно для строительных компаний; страдают турецкие рынки, в том числе в сфере недвижимости.
Такое положение дел при бездействии на протяжении полутора лет могло бы действительно ввергнуть страну в тяжелый экономический кризис. Стремление избежать подобного сценария стало одним из основных причин проведения парламентско-президентских выборов в досрочном порядке. Теперь на фоне усиления своей власти и отсутствия причин для продления режима чрезвычайного положения Эрдоган и его окружение могут себе позволить пойти на крайне непопулярные методы по улучшению положения в стране, устранив или отсрочив таким образом вероятность экономического кризиса.
– В Сирии пересекаются геостратегические интересы России и Турции. Сохранит ли Анкара и дальше военно-политические позиции в сирийской теме? Какие претензии у Турции к соседней Сирии, помимо курдского анклава и президентства Асада?
– Без сомнения, пока в Сирии сохраняется угроза возникновения курдской автономии, Турция будет прилагать большие усилия с целью минимизации влияния прокурдской Партии демократического союза (ПДС) и ее боевого крыла – Отрядов народной самообороны (ОНС) близ турецких границ. Активность ОНС в Сирии, как и боевиков Рабочей партии Курдистана (РПК) в Ираке, рассматривается Анкарой в качестве повода для проведения трансграничных операций.
Дамаск и Багдад, как известно, выступают против подобной трактовки событий. Однако присутствие турецких вооруженных сил на территории соседних государств продолжается. И это является одним из основных предметов дискуссий на существующих в настоящее время международных площадках по сирийскому урегулированию.
С другой стороны, как нам представляется, Анкара в некоторой степени использует «курдскую угрозу» в качестве инструмента убеждения в ходе переговоров с наиболее влиятельными внешними игроками в Сирии. При отсутствии прямого эффективного диалога между Россией и США по сирийской проблематике Турции удается продвигать свою точку зрения. Такая тактика маневрирования уже принесла Анкаре ряд дивидендов на сирийском направлении. Поэтому отказываться от подобных многоходовок она в ближайшее время вряд ли намерена.
– Соглашение с Россией о поставке российского вооружения (С-400) и ответ Турции атлантистам по этому поводу продемонстрировали независимость и самодостаточность Анкары, как бы на неё ни давили Штаты. Но не является ли это частью двойной игры турецкой политики?
– В эти дни в Брюсселе состоялся двухдневный саммит НАТО, на полях которого Эрдоган должен был встретиться с президентом США Дональдом Трампом. Подтверждений факта встречи пока нет, но она наверняка состоится и может оказать определенное влияние на дальнейшее развитие турецко-американских отношений. С другой стороны, известно, что в настоящее время на рассмотрении американского Конгресса находятся два варианта оборонного бюджета США на 2019 год, которые предполагают определенные наказания в отношении Турции в случае покупки ею российских зенитных ракетных систем С-400 «Триумф». В первом варианте речь идет о прекращении поставок американских высокотехнологичных вооружений, и это касается не только истребителей-бомбардировщиков пятого поколения F-35 Lightning II. Во втором предусматривается введение в отношении Анкары санкций в соответствии с законом CAATSA. Таким образом, развитие дальнейших турецко-американских отношений будет во многом зависеть, во-первых, от итогов встречи Эрдогана и Трампа в Брюсселе, во-вторых, от того, в каком виде будет принят оборонный бюджет США на 2019 год.
– При всём при этом в России сохраняется позитивное отношение к Турции. Какой имидж России формируется в турецкой прессе?
– В целом в турецкой прессе в настоящее время формируется достаточно положительный имидж России. В турецкой печати появляются публикации о важности российских энергоресурсов и их ключевой роли в процессе превращения страны в региональный транзитный и газораспределительный хаб. В медийном пространстве немало говорится о значении проекта АЭС «Аккую», который реализуется российской корпорацией «Росатом». Пресса отмечает важность усиления российского направления в рамках курса на многовекторную внешнюю политику. В фокусе внимания дружба лидеров двух стран – Раджепа Эрдогана и Владимира Путина.
– Президент Турции и до расширения полномочий был влиятельнейшим политиком. Как, по-вашему, в каком ключе Эрдоган воспользуется полнотой власти во внешней политике, в частности по отношению к двум важным субъектам турецкой политики – России и США?
– То, что вы называете двойной игрой, в дипломатии называют лавированием. Каждое суверенное государство, которое не подчинено каким-либо наднациональным структурам, вправе выстраивать свои отношения одновременно на нескольких направлениях, заботясь, прежде всего, о собственных национальных интересах. И это абсолютно понятное и общепринятое явление. Дипломатическое лавирование между великими державами является отличительной чертой нынешней турецкой внешней политики и одним из основных признаков ее многовекторности.
Турция крайне заинтересована в установлении стратегического баланса на внешнеполитическом треке. Она прекрасно знает, каково это – находиться в зависимости от одной страны или группы государств, и понимает, что путь к самостоятельности проходит через укрепление связей с Россией, поскольку других альтернативных направлений в настоящее время на мировой арене просто нет. С учетом того, что с Вашингтоном у Анкары и без того тесные контакты, от которых в настоящее время проблем больше, чем пользы, можно предположить, что в среднесрочной перспективе она попытается либо снизить их уровень, поскольку дальнейший рост может оказаться губительным для ее внешнеполитической самостоятельности, либо повысить уровень своих отношений с Москвой. Вероятность иного сценария в нынешних условиях и при существующих ресурсах у Турецкой Республики, на наш взгляд, близка нулю.