политологГлеб Кузнецов
Тезисы моего выступления на Научном совете ВЦИОМ сегодняшнем про «Дивный новый мир» после эпидемии. Пять разбитых надежд и семь запросов «назад в будущее».
Ложные надежды
1. Надежда на «спасительную науку» вообще и «медицину» в частности. Раньше мы лечили сложные формы рака, орфанные болезни, пересаживали органы и продлевали жизнь. Сейчас инфекция парализовала человечество. Как во времена полиомиелита после войны. Или гриппа рубежа 10х-20х годов, метафора испанки одна из главных.
Восприятие медицины качнулось от «сейчас все лечат» к страху смерти от респираторной инфекции. Фактически общество ментально возвращено в эру до антибиотиков и массовой вакцинации. При этом, надо понимать, что качество медицинских услуг по сложным и «дорогим» болезням после кризиса радикально ухудшится.
2. Надежда на «цифру» и изменение качества и эффективности управления от цифры. Реально нигде «цифровые надежды» не сбылись. Сервера госуслуг лежат по всему миру.
Ни одна социальная служба, ни один госорган в мире не успевает обрабатывать запросы на поддержку. Дистанционное образование показало мягко говоря ограниченную эффективность. Единственно, что смогла «цифра» — это следить и выписывать штрафы. То есть «цифра» стала «злой». От надежды к угрозе. Отсюда все эти конспирологии и горящие 5 G вышки. Людям хочется отомстить прежде всего за обманутые надежды.
3. Надежда на «экономические убежища». Конструкция с разделением отраслей на затронутые кризисом и незатронутые с мыслью, что сейчас при возвращении «незатронутые» помогут «затронутым», и ничего страшного не произойдет — рухнула. Нет никаких отраслей «глобального туризма» пострадавших в противовес «реальной экономике» с чугуном и пшеницей. Фактически пострадала вся экономика, которая требует хоть какой-то занятости с минимальной квалификацией. Включая сельское хозяйство, на которое возлагали такие надежды. Может, за небольшим исключением медтехники, но оттуда мы еще увидим множество скандалов вроде давешнего скандала с заводом по производству ИВЛ и пожарами. И разного рода коррупционные истории.
4. Надежда на «доброе государство». Мы спасем жизни, посидим дома, а государство за это спасет нас, и мы вернемся к тому, чем владели. Ну может чуть-чуть солидарно заплатим за спасенные жизни, но плата будет невысокой. Оказалось, все не так. Темп просачивания мер поддержки очень низкий повсеместно. А деньги на «меры» заберут прежде всего из публичного сектора и из-под печатного станка. В результате очень сильно пострадают бюджетники и пенсионеры — об этом все чаще говорят в том числе и чиновники. Удар по бюджетному сектору будет больше чем в кризис 2008 года. Поэтому светлая мысль «профессоров» и госслужащих про то, что мелкий бизнес не спасут ну и хрен с ним, на тех же местах откроются новые рестораны, а мы как раз выйдем из карантина — яркое свидетельство идиотизма. В очередях на биржу труда профессоров-экономистов будут бить, а вчерашних госслужащих — выкидывать.
5. Надежда на «нового гуманного человека». Много разговоров про то, что общество стало лучше и моральнее. Может на момент «входа в карантин» так и было. Но на выходе обедневшие люди увидят, что лишились очень многого, а не приобрели ничего. Морали станет меньше. Гуманизма станет меньше. Думаю, что слово «гуманист» в массовом употреблении в мировом масштабе превратится в аналог слова «либерал» в России.
Глобальная растерянность и глобальное недоверие — главное следствие происходящего. А это всегда означает ментальное возвращение в прошлое, образцы при кризисах всегда черпают в прошлом. Думаю, предстоит откат лет на 80-100. В добрый старый модерн первой половины 20 го века. От конца WWI к началу строительства общества всеобщего благосостояния. С понятными рисками на политические и общественные изменения, давшие миру WWII.
Куда мы возвращаемся в результате?
— запрос на новую жестокость и новый эгоизм (меньше гуманизма, в медицине — меньше орфанных болезней, больше требований к государству по массовой медицине, в правоохранении — больше жесткости. Больше преступность, больше страха — а это приведет к ужесточению карательной функции государства и возможных наказаний вплоть до возвращения смертной казни; меньше помощи странам и людям бедным и благотворительности);
— запрос на массовые идентичности (меньшинства более не имеют «экологической ниши» и денег на продвижение своих интересов). В очереди за пособием всем плевать на то, какой у тебя гендер и каким именно формам колониального унижения подвергли твоего прадеда; Больше ценностей «совместного выживания» — а значит возвращение в зенит славы консервативных форм общественного взаимодействия вроде семьи.
— запрос на массовые идеологии и простые решения (левые перейдут от «защиты меньшинств» к «распределительному призыву» — взять все и поделить; возможно «право-левые» идеологии и практики вроде национал-социализма, когда правые запросы реализуются левыми регуляторными методами);
— запрос на «нового политика» — на лидера без экспертизы, лидера-«искусителя»; отход от «скучного управленца» с «эксперты нам посоветовали» («эксперты тебе, гаду, посоветовали уничтожить нашу жизнь?»); запрос на человека не отвечающий на «социологически данные», а формирующего их, раздвигающего границы и дающего надежду.
— запрос на сильное государство, продуцирующее не «норму», но «справедливость». «Новая Республика». Новые гарантии и новые меры защиты. Своеобразное «послевоенное переустройство» мира. Антиэлитная агрессия. «Элиты должны заплатить за то, что они с нами сделали». Это будет тем сильнее, чем больше действующие в данной стране элиты физически нажились на кризисе.
— запрос на «заедание» проблемы и новое общество потребления (ревущие 20е, послевоенное время), Принцип: «Живи сегодня, во-первых, ты заслужил, во-вторых, завтра может и не будет».
— запрос на экономический рост без ограничений (меньше экологии, меньше рассуждений про цену благополучия, рост сам себя продает). Сейчас идет истеричный вал статей в мировой леволиберальной прессе про не надо возвращаться в старый мир, мы же так хорошо все живем в новом мире, во всем себя ограничивая. Авторы этих статей уже знают, что проиграли стратегически. Уже сейчас тихой сапой откладываются и отменяются всякие экологические ограничения. Энергия должна быть дешевой, еды должно быть много и дешевой, стройка должна быть дешевой и ее объекты — доступными. Рабочих мест должно быть много.
Вернувшееся с войны общество захочет компенсаций. И возьмет их так или иначе.
Источник