Российская экономика восстановится на год-полтора раньше европейской. Но не потому, что мы такие классные механики, просто велосипед починить легче, чем автомобиль.
Европейцы не спешат говорить «гоп», и прогнозируют, что экономика всех стран Евросоюза вернется к докризисному состоянию только к концу 2022 года. «Экономическая активность вернется к докризисным уровням в этом году. Мы ожидаем, что экономики всех стран ЕС вернутся к докризисному уровню к концу следующего года», — сказал на пресс-конференции исполнительный вице-президент Еврокомиссии по экономическим вопросам Валдис Домбровскис.
Восстановление российской экономики ожидалось к концу текущего года, но постепенно ренессансные прогнозы стали все более улучшаться. Ранее министр экономического развития РФ Максим Решетников сообщил, что экономика России достигнет доковидного уровня в третьем квартале 2021 года.
А затем глава ЦБ Эльвира Набиуллина, выступая 27 мая в Госдуме, сообщила: «Мы ожидаем, что уже во второй половине этого года, может быть, к середине года российский ВВП вернется на уровни допандемические».
И это правда. Но не вся.
— Оптимистичный сценарий омрачает факт того, что рост будет обеспечен не за счет восстановительной работы всей российской экономики, а только за счет отраслей, ориентированных на экспорт сырья и материалов, — отмечает доцент кафедры экономической теории РЭУ им. Г.В. Плеханова Татьяна Скрыль. — Европа показывает стабильный восстановительный рост, что доказывают экономические показатели и индексы потребительской активности. Но все-таки сдерживающим фактором для бурного роста экономики еврозоны выступает сектор услуг, который еще не до конца открылся из-за продолжающихся ограничений.
Темпы вакцинации внушают надежды, что полностью Европа откроет границы в третьем квартале текущего года. Открытие границ не только позволит заработать сектору услуг на полную мощность, но и восстановит авиасообщение между странами. А это будет на руку нефтедобытчикам, в том числе из России. Но все-таки заявление о том, что все экономики еврозоны достигнут допандемийных показателей преждевременно. Германия, Франция, Италия ожидаемо выйдут к концу года на докризисный уровень, как лидеры в производственной сфере.
В России сейчас наблюдается рекордный показатель роста расходов россиян относительно докризисного периода. Среди причин можно назвать и отложенный спрос, и рост сбережений во время локдаунов. Россия так же, как и лидеры еврозоны, по прогнозам должна достичь показателей допандемийного уровня уже ко второй половине 2021 года. Качество восстановительного роста России и еврозоны очень схоже, а именно то, что рост экономики неравномерен и неоднороден.
— Восстановление нашей экономики действительно произойдет быстрее, поскольку мы, по сравнению с ЕС, не очень-то упали. Хотя, если честно, падать-то особо нечему было, — считает заместитель директора Института «Центр развития» НИУ ВШЭ Валерий Миронов. — Практически мы уже достигли уровня октября 2019 года, когда индексы показателей базовых видов деятельности были на максимуме. В мае 2020 года они падали до 88,4. Подняли, сейчас этот индикатор находится на уровне 102,4. А в конце второго квартала достигнем индекса 105,5 — именно такой был у нас максимальный докризисный уровень.
Скорее всего, так и произойдет. Если мы в июне не получим ухудшение ситуации. Но на самом деле, мы это ухудшение получим, потому что промышленность — ключевой сегмент экономики — демонстрирует (даже по данным Росстата) нулевой рост. Поэтому возможно, что на этом уровне, отстающем чуть-чуть от предкризисного, будем находиться все лето.
Сейчас очень неопределенная экономическая ситуация — из-за очень разнородных процессов, происходящих на мировых рынках. Для России там есть и плюсы, и минусы — с точки зрения сырьевых цен, которые получают многие наши компании, выходящие на внешние рынки с металлами и продовольственными товарами. Они получают большие прибыли, которые у них даже пытаются отбирать, о чем мы постоянно слышим — грозят металлургам, грозят торговым сетям, грозят сельхозпроизводителям. Но это все понятно, потому что и год предвыборный, и защищать население нужно. Но это можно делать, защищая уязвимые слои населения с помощью ваучеров, талонов. И, например, надо защищать строителей с помощью каких-то мер, но не подрывать при этом экспортной экспансии наших компаний, которые в кои-то веки вырвались на внешние рынки и теснят там «всех прочих шведов».
«СП»: — Но почему так произошло, почему мы быстрее выходим из кризиса, опережая ЕС?
— Потому что мы меньше упали. У нас же падение ВВП было всего на 3%, а в других развитых странах падение было в два раз больше. Ну, помимо Китая, который даже в кризисный период сохранил маленький, но все же рост ВВП.
И надо учесть, что из наших 3% падения 1% ВВП был рукотворным фактором, связанным с понижением цен на нефть в рамках договоренностей с ОПЕК. Получается, мы упали реально на 2% за счет не рукотворных, а общемировых факторов — ковид, общемировой кризис. В итоге падение нашего ВВП было чуть сильнее, чем у развивающихся стран (у них в среднем ВВП снизился на 2,6%), но меньше, чем у развитых (снижение ВВП на 5−6% и больше).
Но почему так? Просто у нас такая структура экономики. У нас доля малого и среднего бизнеса в экономке меньше, чем в других развитых странах: у них 50−60%, а у нас — 20%. Пострадал в пандемию в основном малый бизнес. А поскольку у нас доля малого бизнеса невелика, то и темпы падения экономики оказались сравнительно низкими.
Просто такая структура экономики у нас. Более непробиваемая. К тому же, было меньше локдаунов — у нас огромная территория, концентрация населения меньше, больше чистого воздуха…
«СП»: — Демонстрация такой устойчивости — просто модель антикризисной экономики…
— Это не значит, что у нас такая хорошая экономика, просто доля малого бизнеса невелика, а он более динамичный, более креативный, изобретательный. То, что его доля у нас мала, и мы меньше упали, это говорит о том, что в текущем плане спаслись, но вообще маленькая доля малого бизнеса занижает долгосрочные и среднесрочные темпы роста экономики. Меньше креатива, новаций
Кроме того, у нас была низкая база инвестиций, поэтому они почти не упали. И мы не развили сектора, которые оказались в мире наиболее подвержены кризису. Особо этому радоваться не надо. Потому что это как раз говорит о том, что структура экономики нуждается во взрывных изменениях. Сейчас целые органы этой структуры отсутствуют — те, которые нужны для развития, для быстрого продвижения вперед. Просто отсутствует ряд секторов, которые, за некоторым исключением, являются необходимыми сегментами современной экономики.
Или они присутствуют в небольшом количестве, находятся в зародышевом состоянии. Вот, например, та же самая обрабатывающая промышленность — очень сильно скукожилась за последние два десятилетия. Она росла, но только на фоне компенсаторного роста после провала в 90-х. Но на фоне укрепления рубля и высоких цен на нефть она упала в конкуренции с импортом. И только сейчас наблюдается некоторое оживление.
Выросла фармацевтика, скакануло пищевое производство — на экспорт погнали, поскольку вовне были локдауны, неурожай
Но растущие цены на сырье — металлы, лес, а также на продукцию пищевой промышленности — все это дает большие доходы компаниям, подпитывает нашу экономику.
«СП»: — Пока как-то нет таких ощущений…
— Да, пока мы это не чувствуем — мы живем в своем мире, окруженные своими потребительскими товарами, цены на которые растут. Но при этом предприятия накапливают финансы, накапливают.
«СП»: — А есть уверенность, что эти их накопления вернутся в экономику?
— Конечно, вопрос в том, как эти доходы предприятий будут использованы. По идее, самое лучшее, если эти деньги будут потрачены внутри страны. Надо повышать зарплаты, потому что бедные и среднеобеспеченные слои населения не вывозят капиталы за рубеж, мало потребляют импортные товары. А когда ты импортные товары покупаешь — это все отток денег за рубеж. Если же повышать зарплаты, пенсии и пособия — все это пойдет в свое хозяйство — здесь, в стране. У бедных выше скорость потребления отечественных товаров, ниже, чем импортных — с точки зрения макроэкономики. Чистой макроэкономики — кейнсианской. Нужно сейчас переходить на кейнсианские рецепты 30-х годов. Новый курс нужен. Тогда его Рузвельт предложил, а у нас тоже кто-то должен его предложить — с точки зрения поддержки внутреннего спроса.
«СП»: — Надеетесь, что этот «кто-то» все же решится?
— Возможно, Путин это объявит на форуме ПМЭФ-2021 в пятницу. Мы же писали про это в наших мониторингах, надеюсь, власти читают их. Будем ждать.