Власти Германии одобрили передачу Украине 400 немецких противотанковых орудий, девяти гаубиц Д-30 и боеприпасов из Эстонии, сообщил официальный представитель кабмина ФРГ.
«Правительство Германии сегодня также одобрило передачу 400 противотанковых орудий немецкого производства из Нидерландов на Украину и девяти гаубиц Д-30 и боеприпасов… из Эстонии на Украину», — говорится в сообщении.
Ранее немецкий канцлер Олаф Шольц сообщил, что на Украину будут направлены 500 «Стингеров» и 1 тыс. противотанковых ракет. Такая мера, по его словам, была принята, чтобы «поддержать Украину в ее защите от вторгшейся армии» России.
«Русское вторжение знаменует собой поворотный момент. Наш долг — всеми силами поддерживать Украину в защите от вторгнувшейся армии Путина. Вот почему мы поставляем 1000 противотанковых орудий и 500 ракет Stinger нашим друзьям в Украине», — написал он Шольц в Twitter.
Напомним, ранее ФРГ блокировала передачу оружия немецкого производства другими странами НАТО, а также отказывалась самостоятельно поставлять летальное оружие. Сдулись?
А еще раньше немцы допустили отключение России от SWIFT, чему всегда отчаянно противились. Плюс заморозили «Северный поток-2», который является не столько российским, сколько российско-германским проектом.
Окончательно потеряли субъектность? При Ангеле Меркель такого бы не было.
Меркель, кстати, осудила российскую военную спецоперацию по демилитаризации Украины, выразила солидарность с Владимиром Зеленским и поддержала действия стран Запада.
— В сложившейся ситуации Германия не могла уже поступить по-другому, — уверен доцент Финансового университета при Правительстве России Геворг Мирзаян.
— Германия должна была каким-то образом поучаствовать в общеевропейской позиции по помощи Украине. И немцы поучаствовали ровно таким образом. Формально сказали слова о «Северном потоке-2», а также разрешили поставить Украине оружие. Но мы должны понимать — это скорее символическая помощь. В любом случае, надеяться на проявление какой-то супер-субъектности Германии не приходится.
«СП»: — 500 «Стингеров» и тысяча противотанковых ракет помогут Украине?
— Непонятно, каким образом эта помощь поставлять. На самолётах ее никто не привезёт. Колонны украинской армии, который будет ввести этот груз на восток Украины, будут раздавлены по дороге, основные силы ВСУ сейчас находится в окружении или полуокружении на Донбассе. Киеву эта помощь не поможет, Харькову тоже. По всей видимости, если ее успеют поставить до окончания боевых действий, то она окажется на Западной Украине, которую мы, вероятно, штурмовать не будем.
«СП»: — Германия присоединилась почти ко всем санкциям, хотя сначала не хотела…
— К санкциям нужно относиться как к элементу запугивания. Расчет идёт на дни, поэтому западные партнеры хотят принудить Россию к переговорам с Украиной. Заставить её остановиться на полумерах. И тут главное — не стать жертвой психологической войны и доделать на 100% то, что мы должны доделать. С санкциями потом разберёмся.
«СП»: — Бывший американский президент Дональд Трамп в последние дни часто выступает с заявлением: «при мне такого просто не случилось бы». А при Меркель случилось бы?
— Да, и при Меркель случилось бы. Она не могла уговорить Украину, не могла повлиять позитивно на российско-американские переговоры, при ней ФТГ так же не обладала полным суверенитетом. Тут дело не в личности канцлера, а в общем характере американо-европейских отношений и общей западной позиции по России и Украине.
«СП»: — Роль личностей нынешних немецких политиков тут вообще не имеет значение? Нынешняя коалиция в Германии вышла как лебедь, рак и щука. Это тоже играет роль?
— Отчасти, играет. Это добавляет неустойчивости, требует больше компромиссов и лишает канцлера возможности на какие-то яркие ходы. Однако — ещё раз — речь идёт, скорее, о системной проблеме в рамках американо-европейских и американо-немецких отношений, где суверенитета у Германии не так много.
«СП»: — Можно ли говорить, что последняя здравая сила в Европе, с которой можно было вести диалог, пала?
— Об этом говорить рано. Сейчас идёт психологическая война со стороны Запада, время переговоров ещё не настало. Сначала мы должны продемонстрировать силу и решимость, показать, что нам не страшны санкции. Что мы их вред, конечно, понимаем, но, с другой стороны, понимаем, что они были бы в любом случае. И что единственным способом положить им конец является яркие и жёсткие действия, которые продемонстрируют нашу решимость.
— Помощь от Германии можно доставить по земле через любую границу, — возражает доцент факультета международных отношений, политологии и зарубежного регионоведения РГГУ Вадим Трухачев.
— Только она вряд ли что-то изменит на практике. Это чисто политический жест. В какой-то степени — жест отчаяния немцев.
«СП»: — Как это вообще понимать? Немцы до конца выступали против…
— Начало боевых действий — красная черта для Германии. Немцы восемь лет работали над тем, чтобы такого не было. Их усилия пошли прахом. И теперь ФРГ решила Россию наказать.
«СП»: — Щольц говорит, что «русское вторжение знаменует собой поворотный момент». В чем он поворотный? В том, что немцы полностью легли под англосаксов?
— Не надо везде видеть руку англосаксов. У Германии достаточно своих поводов, чтобы плохо относиться к России. Без всякой спецоперации. У неё свои виды на Украину минимум лет 150 — РФ мешает этим видам.
«СП»: — Если уж мы заговорили о красных чертах… СП-2, SWIFT, теперь оружие Украине. Что завтра?
— Красная черта — это прямая война с Россией. От газа Германия сразу не откажется, но существенно уменьшит его закупки. Причём в ущерб себе. Не стоит преувеличивать прагматизм немцев, ценности для них стоят выше цифр.
«СП»: — Меркель официально осудила российскую операцию. Но как бы она повела себя сегодня, будь она канцлером?
— Так же повела бы себя. Тут роль личности минимальна.
«СП»: — Можно ли говорить, что субъектность Германии снизилась за последние полгода?
— Да, так говорить можно. Из-за смены власти её роль существенно упала. По факту первым человеком в ЕС стал премьер Голландии Марк Рютте. И он продавливал немцев даже больше, чем англосаксы.
«СП»: — В Европе, по-вашему, не осталось ни одной страны, с кем можно было бы вести диалог, рассчитывая на ее прагматизм?
— Нет, таких не осталось. Переговоры всё равно вести придётся. Но это будут переговоры с врагом.