Позорные итоги и безрадостные перспективы.
В конце года принято подводить итоги и стараться находить хоть какие-то поводы для оптимизма в происходившем. К примеру, говорить о «наметившейся устойчивой положительной динамике». Или, если уж совсем сложно найти пресловутую «положительную динамику», тогда о «стабилизации ситуации», а вот когда совсем плохо, но не хочется портить праздники, тогда — о «минимизации негативного воздействия» и «заблаговременном реагировании с целью свести к минимуму и не допустить». В ситуации с действиями Москвы на приднестровском направлении поводов для того, чтобы обходиться в канун праздников подобными эвфемизмами, к сожалению, нет.
При этом в данном случае речь идет не об абстрактных российских бюрократах, имя которым «легион» и которые гораздо эффективнее любого спецназа могут парализовать работу самого невероятного противника. Речь о вполне конкретном российском МИДе, под вывеской которого, судя по всему, заезжие диверсанты уже проникли на российскую территорию и диктуют политику, в корне противоречащую российским стратегическим интересам. Делают это, надо признать, весьма успешно: за последние годы именно на приднестровском направлении МИД России стал одним из самых «эффективных» ведомств по части «деструктивности».
Мы вполне осознанно говорим о Министерстве иностранных дел РФ, хотя ранее неоднократно критически оценивали деятельность других структур и должностных лиц, ответственных за Приднестровье, в особенности экс-вице-премьера Д. Рогозина и некоторых субъектов из его окружения, которые теперь применяют свои «таланты» и «способности» на других, не менее значимых для России, направлениях. Ущерб от их действий в Приднестровье — и материальный, и имиджевый, и институциональный — еще предстоит оценить (хотелось бы, чтобы такую оценку дали не только журналисты и политологи, но и представители более серьезных ведомств). Теперь приходится думать, как преодолеть созданные проблемы.
Но это, по крайней мере, забота новых лиц, отвечающих в российском государственном механизме за Приднестровье. ИА REGNUM уже неоднократно писало, что новым российским представителям достались значительно худшие стартовые условия: во-первых, перестала существовать отдельная должность специального представителя президента России по Приднестровью, и мы не можем оправдать это решение никакими разумными причинами. Во-вторых, по ряду вопросов (к примеру, строительство социальных объектов) надо не продолжать работу, а возвращаться к тому, что должно было быть выполнено 3−4 года назад с предсказуемо увеличенными расходами, а более сложные вопросы, требующие комплексного межведомственного подхода (восстановление межведомственного сотрудничества и пр.), судя по всему, вообще не становились объектом практического приложения усилий с российской стороны, за минимальными исключениями. Но, как бы там ни было, эти вопросы — предмет заботы новых лиц, которые, будем надеяться, в значительной мере и назначены для того, чтобы повторить хрестоматийный подвиг Геракла на известных конюшнях.
А с МИДом России ситуация иная. Без малого десятилетие остаются на своих постах ответственные за Приднестровье должностные лица в центральном аппарате — как на уровне послов по особым поручениям, так и на уровне профильного замминистра. При этом меняются послы, но ситуация, похоже, приобретает устойчивую тенденцию к повторению классической формулы о трех царях, один из которых начал с картуза, а третий закончил «принудительным назначением» в «камер-пажи». Так и в Приднестровье за последние годы «пережили» трех российских послов, и надежды на повышение уровня и качества работы Посольства всё призрачнее.
Но начнем по порядку, из центра. Оговоримся: в ИА REGNUM прекрасно понимают, что российский МИД как профессиональное ведомство (даже если это профессионализм разрушителей-диверсантов) неплохо обезопасил себя ‑ и в любой момент может ссылаться на круг своих полномочий, на наличие специально назначенных и подготовленных спецпредставителей президента, на то, что МИД РФ сосредоточен на региональном переговорном процессе и т.п.
С этим можно было бы согласиться, если бы не несколько «но». Во-первых, разве кто-то освободил МИД России от предоставления высшему руководству РФ максимально полной и достоверной информации о ситуации за рубежом? Или в МИДе чиновникам настолько не хочется брать на себя смелость говорить о чужих огрехах, что предпочитают пустить ситуацию на самотек и дождаться, пока глупость и неадекватность проводимой политики станут очевидными? Но ведь так можно дойти до ситуации, когда исправлять будет нечего. Впрочем, видимо, и отвечать тоже будет некому.
Во-вторых, разве кто-то освободил МИД России от согласования формулировок проектов межведомственных договоренностей между федеральными структурами и приднестровскими органами власти? Судя по выхолощенности и декларативности большинства формулировок, как раз эту задачу МИД РФ продолжает выполнять, что отчасти объясняет пробуксовку межведомственного диалога и снижает качество реагирования на возникающие вызовы.
В-третьих, с каких пор МИД России перестал реагировать на откровенно антироссийские выпады и заявления, которые позволяют себе иностранные политики на российской территории? Это что, какой-то новый курс — терпеть «грязевые ванны» ради призрачного шанса на то, что очередной объект приложения российских ресурсов будет восприниматься где-то как «пророссийский» политик? Но ведь именно так (а вернее, никак) российский МИД реагирует на молдавского президента И. Додона, который с различных трибун в Москве фактически заявляет о том, что Россия не может считаться гарантом и посредником в молдаво-приднестровском урегулировании, угрожает Приднестровью и России украинским сценарием и возможным блокированием и со стороны Молдавии, и со стороны национал-шовинистической Украины, требует вывода российских войск под вывеской «постоянного нейтралитета».
При этом, ничтоже сумняшеся, спустя несколько дней после очередного московского вояжа Додон заявляет в Израиле о полной поддержке усилий этой страны в ближневосточных конфликтах и в сирийском урегулировании (интересно, московские «провожатые» Додона по кремлевским кабинетам доложили о такой додоно-израильской дружбе российскому руководству и поведали ли они о ней близким российских офицеров, погибших в сбитом по вине Израиля самолете). Но официальная Москва, МИД России молчат.
Тот же Додон спустя несколько дней после очередной навязанной московскими фанатами Додона встречи с президентом Приднестровья В. Красносельским участвует в открытии мемориала в честь участников агрессии против Приднестровья, заявляя, что необходимо «помнить о тех, кто стояли и сегодня стоит на страже государственности Республики Молдова», и что «Администрация Президента РМ будет оказывать им постоянную поддержку» (цитата по официальному сайту президента РМ). Интересно, какую поддержку? Новый кровавый поход на Приднестровье, совместно с украинскими карателями? МИД России, как и органы власти Приднестровья (которые, похоже, немалому научились у старших товарищей, причем не только хорошему), вновь молчит. Как же, «пророссийский» политик должен учитывать мнение избирателей, надо снова «понять и простить».
Впрочем, разговор о Додоне оставим для отдельного повода. Вернемся к роли МИД РФ в региональных процессах.
Для ее оценки необходимо прежде всего отметить, что российское внешнеполитическое ведомство (и центральный аппарат, и посольство) неплохо устроились, фактически самоустранившись от активной, инициативной деятельности на приднестровском и переговорном направлении. И если первый трек — вопрос, преимущественно входивший в сферу компетенции спецпредставителя Президента РФ (сейчас, правда, такого отдельного должностного лица нет, но мы не будем ставить под сомнения полномочия Д. Козака), то второй — абсолютная прерогатива МИД РФ. И поводов для оптимизма тут тоже не намечается.
Вернемся в уже немного подзабытый 2012 год, который на фоне 2014-го и всего, что за ним последовало, кажется милой и доброй сказкой, где все были дружны, где «ветер перемен» был «добрым, ласковым» и настраивал на романтический лад в связи с кадровыми решениями тогдашнего приднестровского президента. В итоге оптимизм 2012 года в основном улетучился, а вот подписанный документ о принципах, процедурах и повестке «Постоянного совещания по политическим вопросам в рамках переговорного процесса по приднестровскому урегулированию» (формат «5+2») остался и теперь дает хорошие возможности оппонентам России и Приднестровья ставить условия, блокировать проведение раундов и т.п. Это связано с тем, что в апреле 2012 г. приднестровская сторона согласилась с тем, что ежегодно сменяющееся Действующее председательство в ОБСЕ получило исключительные полномочия на формирование повестки и на подведение итогов раундов, а также с некоторыми иными факторами.
Более того, была утверждена «повестка дня официального переговорного процесса», которая была разбита на три «корзины» (социально-экономические вопросы; общие правовые и гуманитарные вопросы и права человека; всеобъемлющее урегулирование, включая институциональные, политические вопросы и вопросы безопасности). По сообщениям в СМИ, вопрос об утверждении повестки был вообще навязан американской дипломатией, пролоббировавшей его через своих представителей, главу Миссии ОБСЕ и, конечно, через молдавскую делегацию. Ни приднестровских, ни российских переговорщиков вопрос с повесткой не смутил: в Тирасполе заявили, что третья корзина, дескать, закрыта, и ее обсуждать не собираются, хотя уже тогда, как и сейчас, было очевидно, что закрывание ладонями глаз вовсе не ликвидирует проблему. Глупо думать, что в темной комнате нет темной кошки, особенно если ты сам ее туда запустил несколько минут назад и она вовсе не намерена оттуда уходить.
Теперь тезис о «третьей корзине» активно начинает педалировать молдавская власть — дескать, в наступающем 2019 году Кишинев намерен требовать ведения дискуссий по политическим вопросам. Что вполне логично, ведь никаких письменных обязательств держать «третью корзину» закрытой никто на себя не брал. Новая приднестровская власть образца 2012 года настолько хотела показать свою открытость и восприимчивость к западной мудрости, что пошла прямо по пути руководства СССР последнего призыва, которому тоже кто-то и где-то обещал, что расширения НАТО на восток не будет.
А в 2017 году нормами о полномочиях действующего председательства в ОБСЕ в полной мере воспользовалось Австрийское председательство, которое фактически заблокировало созыв встреч в формате «5+2» во время своего мандата. И если бы не неожиданный прорыв конца 2017 г., достигнутый, скорее, вопреки препятствиям австрийцев, то еще неизвестно, состоялись бы встречи в данном формате и в 2018 году.
Ни в 2012 году, когда сохранялся незначительный период времени между согласованием текста принципов, процедур и повестки переговорного процесса и его подписанием, ни позднее российский МИД так и не предпринял никаких мер по исправлению ситуации и ее радикальному изменению. И в данном случае нельзя бесконечно ссылаться на «историческiй анекдотъ» (имеющий прямое отношение к реальности) о том, как желание выкурить сигарету привело к несогласованным действиям со стороны неопытных приднестровских представителей — ведь позже у российских дипломатов было достаточно времени и возможностей для того, чтобы в последующем отыграть ситуацию и заставить приднестровцев исправить свою ошибку, пусть и с некоторыми имиджевыми издержками: тогда приднестровцам всё прощалось в силу их обворожительной наивности.
Причин такой «своеобразной» позиции МИД России, как представляется, несколько.
Первая. Россия с завидным постоянством приносит свои национальные стратегические интересы (и тактические тоже) в жертву неким субъективным предпочтениям. Российские внешнеполитические представители снова и снова словно боятся «испортить жизнь» очередному «нашему», который на поверку оказывается и не очень-то «нашим». Так было в 2012 г., когда Москва пыталась установить эффективный контроль за действиями Е. Шевчука и его «команды», в связи с чем, видимо, не рискнула публично одергивать своих «подопечных», а в итоге получила эффективный инструментарий, используемый против себя. Так было и в 2017 г., когда в Москве, скорее всего, решили не портить молодому и перспективному министру иностранных дел Австрии, действующему председателю ОБСЕ С. Курцу электоральные перспективы. Курц действительно выиграл выборы, стал канцлером, но вряд ли он вспоминает о том, что вытворяли его подчиненные в то время, когда он был министром, и на что Москва закрывала глаза. Такие же личностные аспекты, возможно, имели место и во время итальянского председательства. А прецедент остался, инструментарий отработан, и теперь новые председательства будут хорошо знать об австрийском опыте блокирования диалога.
Вторая причина — это то, что российская дипломатия идет по пути максимального комфорта и минимального охвата своих интересов. На Смоленской площади очертили круг интересов России, которые принято считать важнейшими, а всем остальным можно не просто торговаться, а сразу сдавать, если не претендуют на основу. Так, на приднестровском направлении и в переговорном процессе Москва давно не пытается выйти за рамки, которая российская дипломатия установила сама для себя: подписывается всё, что угодно, если там не упоминается вывод российских войск или не расширяются права США и ЕС как наблюдателей в формате «5+2». По сути, всё. Дальше — свобода действий для всех.
В рамках такой «концепции» действительно не надо одергивать приднестровцев в 2012 г. (статус наблюдателей вновь подтвержден, а всё остальное — сами приднестровцы должны отстаивать, если им нужно). Можно не выдвигать инициатив о проведени переговоров на своей территории, хотя такое право у России как у сопосредника есть, и эта возможность была очень востребована во время австрийского председательства в ОБСЕ, блокировавшего работу формата «5+2». Но Москва промолчала. В рамках такой «концепции» можно не проявлять никакой инициативности в последние годы, можно самоустраниться от подписания документов переговорного процесса вместо того чтобы требовать возможности полноценного участия в их разработке, подписании и реализации на правах гаранта и посредника.
Наконец, в рамках такой концепции можно из года в год соглашаться на подписание ежегодного заявления Совета министров иностранных дел (СМИД) ОБСЕ с заведомо неприемлемыми для Приднестровья (по здравому рассуждению, и для России тоже) формулировками. Так, с Гамбургского СМИД (2016) из документа в документ начинают «кочевать» формула о якобы «международно согласованных критериях урегулирования», в числе которых «суверенитет и территориальная целостность Республики Молдова в ее международно-признанных границах с учетом особого статуса для Приднестровья». Но позвольте, во-первых, Приднестровье ни о каком «особом статусе» не просило; во-вторых, в формате «5+2» такие критерии не утверждались и не согласовывались, а именно этот формат, если верить п.4 Гамбургской декларации и аналогичным пассажам последующих документом СМИД, является «единственным механизмом для достижения устойчивого и всеобъемлющего урегулирования конфликта».
Таким образом, в трех последних декларациях СМИД ОБСЕ, с согласия России,
(1) закрепляются некие «международно-согласованные критерии урегулирования;
(2) фиксируется статус формата «5+2» как «единственного механизма для достижения урегулирования»;
(3) провозглашается «result-oriented approach», т. е. «подход, ориентированный на результат», что в переводе с дипломатического на более понятный язык означает лишь то, что действующее председательство ОБСЕ (любое) будет и в дальнейшем иметь возможность блокировать проведение раундов в формате «5+2», если посчитает те или иные результаты «недостаточными» или если пойдет по пути выдвижения новых условий для поддержания диалога.
Кроме того, российская дипломатия собственными руками ограничила себя возможности маневра, согласившись с тем, что «5+2» является «единственным механизмом». А как тогда быть со статусом России как самостоятельного посредника и гаранта? Означает ли это, что Москва добровольно отказывается от каких-либо инициатив на региональном направлении или признает неправильным формат встречи на уровне Президентов России, Приднестровья и Молдавии, завершившейся в марте 2009 г. подписанием одного из наиболее содержательных документов переговорного процесса? Или же теперь в Москве намерены расширить миротворческий формат тоже до суммы слагаемых «5+2»? На эти вопросы пока нет ответов, но сам факт их появления уже должен считаться тревожным симптомом.
Российская дипломатия не учитывает еще один фактор: на Западе есть дипломаты не глупее корифеев российской внешнеполитической мысли, а некоторые даже эффективнее. И поэтому вряд ли западники упустят из внимания те дополнительные лазейки и возможности, которые дают им три последние декларации СМИД ОБСЕ, в частности, по необходимости достижения «ощутимого прогресса» по всем переговорным корзинам, включая политические вопросы и вопросы безопасности. Так что вопрос о миротворческой операции всё равно может быть поставлен в повестку, хотя бы из согласованного с Россией и ею же подписанного положения о том, что прогресс должен быть достигнут и ИНЫХ областях, включая обеспечение безопасности.
Более того, в 2018 г. российский МИД пошел еще дальше, согласовав дополнительную формулировку, которой не было в декларациях 2016 и 2017 гг., в которой содержится призыв к сторонам конфликта «достигать ощутимых результатов в других областях» на «уже достигнутом прогрессе по социально-экономическим вопросам». Т. е. речь уже не идет о параллельной работе по трем «корзинам», а о том, что надо сосредоточиться на других, а не на социально-экономических, вопросах. Естественно, что российским представителям будет трудно согласовать свою позицию в ОБСЕ и свою позицию в переговорах. По сути, Москва берет на себя обязательство оказывать на Приднестровье давление с тем, чтобы работать по согласованным в рамках СМИД (а не в переговорном процессе) формулам и «критериям».
Подчеркнем еще раз: все эти и подобные им нормы появились не по желанию спецпредставителей, их нельзя списать на аппаратные козни и т.п. Всё это — прямая сфера ответственности Министерства иностранных дел РФ.
Похоже, в МИД России убеждены, что способны перехитрить любого. Что сейчас у МИДа появился самый убедительный аргумент из серии: «ведь ничего нового не подписано, всё это было раньше». Действительно, было. С вашей подачи и с вашего согласия, потому что раньше, до 2016 г., никому особо в голову не приходило считать «5+2» «единственным механизмом», предрешать формат окончательного урегулирования без согласия одной из сторон и ставить под угрозу миротворческую операцию. Вдвойне странно, что такие формулировки, причем с последующим ужесточением, получают закрепление в период нарастания санкций и давления на Россию, причем уступки России не ведут ко встречным компромиссам, а порождают на Западе новые аппетиты, что мы и увидели в ходе последнего СМИД ОБСЕ в Милане.
Заметим лишь, что игнорирование реальности, попытки спрятаться от нее «в домик» еще никого не уводили от этой самой реальности. Тем более что у «домика», как правило, помимо двери есть окна, дымоход и другие возможности для входа (хотя и не всегда для выхода).
Нельзя не обратить внимание и на деятельность посольства России. Конечно, посольство — структура подконтрольная центру, а в российском случае эта структура на протяжении уже ряда лет гораздо больше склонна улавливать настроения Москвы, нежели слышать, анализировать настроения в регионе и направлять в Москву объективную информацию.
Тяга к комфорту, не обремененному лишними задачами и поручениями, распространилась и на посольство (место, видимо, нехорошее). Поэтому если в Москве решили, что Додон — «пророссийский», то пусть так и будет. Посол будет встречаться с «единственной пророссийской» политической силой во главе с Додоном, в то время как реально пророссийское Приднестровье «и так никуда не денется».
Поэтому и получаются разного рода «казусы», которые нельзя расценить иначе, как оплеухи российским соотечественникам в Приднестровье, когда Посол России не считает возможным добраться в Приднестровье ни на День Победы, ни на День России, зато не упускает возможности провести фотосессию с молдавским «пророссийским» политиком, волей другого, гораздо более могущественного молдавского политика оказавшегося на посту президента.
После отъезда прежнего посла РФ и приезда его преемника появилась было надежда на изменение ситуации. Однако статистика — упрямая вещь, Президент Приднестровья может поздравлять российское руководство с Днем Конституции, произносить здравицы в честь русского оружия, поддерживать постоянный контакт с российскими военными, встречаться с высшим руководством России — но Посол России публично встретится с И. Додоном и будет всячески подчеркивать «высокий уровень стратегического взаимодействия» с этим политиком, а не с приднестровским руководством.
Только за последние два месяца Додон трижды встречался с российским послом в рамках прямых двусторонних контактов. Ни одного официального сообщения об аналогичных встречах между послом России и президентом Приднестровья за указанный период времени публично не передавалось.
Безусловно, как отмечено выше, посол реализует тот курс, который определяется его руководством. Но мы не видим ни практического, ни информационно-пропагандистского смысла в том, чтобы на период предвыборной кампании «запереться» в Кишиневе и ждать «руководящих указаний». Наоборот, с целью выработки системы гарантий для «пророссийских» кандидатов в Молдавии, которые имеют привычку забывать о своих «убеждениях» на следующий день после выборов, постоянные прямые контакты с приднестровским руководством могли бы иметь «дисциплинирующее» воздействие на весь политический класс Молдавии.
Приходится обратить внимание и на другие направления деятельности Посольства, в частности, руководство в рамках Объединенной контрольной комиссии (ОКК) — базового органа управления миротворческой операцией. В последнее время российские представители всё менее активно отстаивают российские интересы, всё чаще берут паузы для того, чтобы «посоветоваться», и т.п. Иногда складывается впечатление, что российские представители в ОКК настолько боятся жестко отстаивать свою позицию, что предпочитают идти на неоправданные уступки, которые лишь увеличивают «аппетиты» Кишинева и западников и, в конечном счете, дестабилизируют миротворческий механизм.
Так, российская делегация в ОКК еще летом 2018 г. почему-то пошла на поводу провокаторов из Молдовы и их западных кураторов, позволив выдвинуться военным наблюдателям миротворцев к российской военной колонне, которая была направлена для усиления охраны российских же объектов и никак не должна была подпадать под мониторинг военных наблюдателей. В итоге запад, Молдова и Украина получили очередной кризис, возможность попытаться протолкнуть новый документ о режиме мониторинга в Зоне безопасности и дестабилизировать миротворческий механизм в целом.
Для МИД России наступает своеобразный «момент истины»: хотелось бы понять, сколько еще времени руководство МИД России сможет удерживать ситуацию от дальнейшего воплощения негативных сценариев и когда же найдется место и время для новогоднего чуда, когда российские дипломаты на приднестровском направлении будут отстаивать интересы России и братского Приднестровья.