политологМихаил Карягин
Десятая годовщина протестов после выборов в Госдуму 2011 года спровоцировала новую волну дискуссий в оппозиционной среде о причинах провала протеста, о героях и антигероях того времени, о том, что было сделано правильно, а что, спустя столько лет, кажется ошибочным. Интересно то, что помимо традиционных рассуждений и попыток найти новые варианты ответов на старые вопросы, в этом году отчетливее стала звучать мысль о несостоятельности мирного протеста как такового и необходимости перехода к «более решительным действиям».
Выборы — не инструмент
В последние годы все больше представителей несистемной оппозиции озвучивают мнение о том, что власть в России сменится не в результате выборов: «И Алексей Навальный, и ваш покорный слуга с 2011 года повторяют одну и ту же очевидную максиму: власть в России сменится не в результате выборов», — говорил Леонид Волков. Той же позиции придерживаются Михаил Ходорковский, различные сторонники бойкота выборов, представители новой волны эмиграции и другие.
Причем, если раньше в подобных заявлениях можно было разглядеть некий ультиматум «если вы не пустите нас на выборы, то будет хуже», то теперь никакого пространства для интерпретации не осталось. «Чтобы попытаться победить узурпатора надо быть готовым платить жизнью. Политтехнологии, хитрости — их время прошло. Вы уже пытались по-всякому…», — пишет Ходорковский сразу после выборов в Госдуму.
Выборы для несистемной оппозиции после поражения «Умного голосования» в 2021 году окончательно перестали быть инструментом, за счет которого можно если не сменить, то хотя бы повлиять на власть. Выборы теперь — не более чем ограниченный период времени, в рамках которого можно постараться дестабилизировать внутриполитическую обстановку, как неоднократно заявлял сам Волков «создать напряжение для системы».
Это не значит, что несистемная оппозиция откажется от участия в выборах. Однако регистрация или даже победа несогласованных кандидатов в некоторых кампаниях не будет восприниматься несистемщиками как удовлетворительный результат, потому что он не будет приближать их к заявленной цели — полной смене власти.
Отказ от мирного протеста и рост издержек
«Главный урок всех наших неудавшихся восстаний, проигрышей демократического движения — это уповать исключительно на мирные методы, размахивать белыми шариками, трясти белыми ленточками, стоять в цепях и подвергаться дубинам ОМОНа. В современных условиях мы должны признать, что мирные способы не работают», — заявил Геннадий Гудков в рамках Форума свободной России*. Причем никто из участников той дискуссии не стал спорить с Гудковым. В целом идея о том, что мирный протест не может привести к желаемым для несистемной оппозиции результатам — это консенсусная позиция большинства несистемщиков.
Однако вооруженный протест будет иметь значительно большие издержки для организаторов и потенциальных участников, чем акции периода 2017-2021 годов, где хоть и были зафиксированы столкновения с полицией, их точно нельзя назвать массовыми. Высокие издержки объясняют то, почему дальше констатации несостоятельности мирного протеста дискуссия пока не идет. Представители несистемной оппозиции пытаются переложить друг на друга ответственность в надежде, что кто-то сможет инициировать силовой сценарий. Команда Навального рассчитывает на спонтанный всплеск агрессии в обществе, который они смогли бы поддержать. Схожую позицию занимает Максим Кац, Михаил Светов и другие активисты.
При этом стоит отметить, что с весны 2021 года в России не было зафиксировано массовых акций протеста. Январские и апрельские акции в поддержку Навального продемонстрировали высокую стоимость участия в несанкционированных митингах. Даже в Москве после выборов несистемщикам не удалось провести сколько-нибудь заметную по численности акцию. Если рациональные игроки не готовы к рискам и издержкам несанкционированных акций, то не очень понятно, какие доводы собирается представить несистемная оппозиция, чтобы убедить своих сторонников заплатить еще больше.
Тупик
Рассуждения о несостоятельности мирного протеста ставят несистемную оппозицию в уязвимое положение. С одной стороны, они транслируют кризис идей на свою аудиторию. В выборах участвовать бессмысленно, мирный протест неэффективен, на организацию силовых акций не хватает ни воли, ни ресурсов, альтернативных идей тоже нет. С другой — они демонстрируют радикализацию своей риторики, на что неминуемо отреагируют правоохранительные органы. В случае какого-либо столкновения протестующих с полицией на митинге оппозиция получит обвинения в организации массовых беспорядков. Это значительно повышает риски для сторонников «более решительных действий».
Кроме того, не очень понятно, как инициаторы повышения жесткости протеста собираются реализовывать этот сценарий. Все они находятся за границей и не могут полноценно участвовать в организации протестного движения. Складывается впечатление, что радикализация, по их мнению, должна произойти сама собой.
Немаловажным фактором является и рост токсичности подобных оппозиционеров для Запада. Публичная поддержка западными фондами и политиками несистемщиков, выступающих за вооруженное восстание в России, будет проинтерпретировано российскими властями как спонсирование экстремистской деятельности и вмешательство в дела РФ.
«Вооруженное восстание» — не безальтернативный сценарий трансформации политической системы, как это пытается представить оппозиция. Политическая наука может предложить множество вариантов. Это симптом кризиса, в котором находится несистемная оппозиция, которая не может предложить легальные и эффективные способы борьбы за власть.
Михаил Карягин, эксперт Центра политической конъюнктуры
* Деятельность организации признана нежелательной на территории РФ.