Информационное агентство
Профессор Школы международных исследований Вашингтонского университета Дэниел Широт рассказал консервативному изданию American Interest о трагедиях и невыученных уроках прошлых революций.
Иосиф Сталин и два стула
«Американской революции 1775 года и Французской революции 1789 года можно было избежать, если бы произошла некоторая либерализация, которая, очевидно, была необходима в течение некоторого времени. Например, у Франции было достаточно богатств, чтобы решить свой финансовый кризис, у нее были мыслители и чиновники, воспитанные на идеях Просвещения, которые могли провести необходимые реформы. Но упорное сопротивление изменениям со стороны аристократии вызвало еще большие изменения, чем требовалось ранее. Во Франции XVIII века, как и во многих революциях XX века, первая волна либеральных и умеренных революционеров была быстро подавлена экстремистами, которые привели страну к гражданской войне, террору и, в конечном итоге, к военной диктатуре Наполеона Бонапарта, чьи постоянные войны разрушили страну», — полагает историк.
Широт обращает внимание на парадокс: «Итоги революции кажутся предопределенными только задним числом. Как только начинается этап насилия, события быстро выходят из-под контроля, поскольку контрреволюционные силы сопротивляются, а революционеры получают власть.
Иностранная интервенция, направленная против революции, усиливает шансы самой революции на успех. Из великих революций современности американская — исключение, потому что правящие элиты внутри страны никогда не теряли контроль, ограничивая свою революцию политическими, а не социально-экономическими изменениями. Хотя это имело свои издержки, так как проблема рабства осталась без внимания и преследует Соединенные Штаты до сих пор».
«Великий американский историк Крейн Бринтон заключил, что каждая революция в конечном итоге переживает «термидорианскую реакцию», названную в честь месяца во французском революционном календаре, когда в 1794 году лидер террора Робеспьер был свергнут и гильотинирован. Урок революций XX века заключается в том, что термидорианская реакция действительно имеет место, но может занять гораздо больше времени, чем во Франции, где радикалы были у власти всего два года. В России реакция началась только после смерти Иосифа Сталина в 1953 году, а в 1970-х и 1980-х годах Октябрьская революция и вовсе отказалась от своих идеалов. Нечто подобное произошло с Дэн Сяопином в Китае, но не полностью, а таким образом, что это еще предстоит. В Иране борьба между революционерами-радикалами и центристами продолжается до сих пор», — отмечает профессор Вашингтонского университета.
По словам Широта, все завоевания современных революций были в конечном итоге растоптаны.
«После того, как радикалы устанавливали диктатуру, никто уже не мог разоблачать и бороться с коррупцией, которая становилась доступной для этих режимов. Именно это и произошло с большинством антиколониальных революционных режимов «третьего мира» — в Анголе, Алжире, в баасистской Сирии и Ираке (до того, как американцы свергли Саддама Хусейна). Это то, чего Си Цзиньпин боится в Китае — повторения судьбы европейского коммунизма 1980-х годов. Такова конечная судьба любой радикальной революции, но это не должно нас утешать: наиболее распространенный тип режима, который следует за провалившимися революциями — это авторитарная клептократия, лучшим примером которой является Владимир Путин», — полагает американский исследователь.
Широт уверен: «Реформы можно проводить без революции, если политические элиты понимают необходимость постепенных изменений и компромисса. Во многих случаях подавление умеренных либеральных сил может длиться долго, но в конечном итоге какое-то непредвиденное событие — война, пандемия или экономическая депрессия — в сочетании с чрезмерными репрессиями и цинизмом элит вызывает радикальную революцию».