Политическая радикализация вплоть до воинствующего безумия постигает у нас не только тех, кто люто борется с режимом – когда тот, гад, даже не замечает этой отчаянной борьбы. Куда грустнее зрелище, когда человек вовсю борется за режим с его врагами, но режим его точно так же игнорит – словно и нет того борца.
Борец тогда возвышает тон, призывает на головы врагов режима все кары небесные, достает икону Сталина или Путина и грозит массовыми расстрелами – а режиму опять плевать. В лучшем случае – хоть какая-то реакция! – добровольного помощника-бедолагу зачисляют в городские сумасшедшие.
Ибо не любит наш режим никаких борцов вообще. Ни против себя, ни тем более за. Циничные дешевые пропагандисты на службе известной администрации – считай, те же чиновники, но по сетевому ведомству, а лучше вообще боты – единственный формат, который понимает наш режим.
Ну, вот такой уж он у нас.
И ещё. Глядя на тех, кто ушел в глухую оппозицию, а прежде яро служил государству, я думаю вот что. Именно собственное бессилие – на контрасте с предыдущим могуществом, обязанным системе – и есть основной движок их радикализации.
Ты так легко клал на лопатки всякую оппозицию и обеспечивал власти победы, гордился своей ролью в них… Но вот поменял сторону – и все твои профессиональные навыки политтехнолога, демиурга превратились в тыкву.
Твои пламенные речи больше никого не зажигают, проклятья никого не наполняют праведным гневом, ты бьёшься в пустоту, а 86% симпатий – по-прежнему известно, у кого. И твои сменщики, еще вчера смотревшие тебе в рот, похохатывают над тобой, либо скорбно сочувствуют, что еще больней.
Впервые эту эволюцию я увидел лет пятнадцать назад у одной известной дамы. Еще вчера она рыдала, что ее не назначили на высокую должность в АП, а сегодня уже организует протестные митинги «матерей Беслана». И надо же – режим от этого не то что не умер, но даже и не почесался. Ну почему?
Не так давно я изучал протоколы съездов ВКП(б) двадцатых годов – та же история. Вчерашние вожди и трибуны, проигравшие аппаратные войны, пытались отыграться в публично-политическом формате, создавая «блоки», «платформы» и «оппозиции» – и тоже всуе.
Они клянут «серую массу» и «новую партийную бюрократию», которая не дает им бороться – а бюрократия походя от них отмахивается. Невнятное что-то бурчит – и лишь иногда устами своего вождя казенно формулирует, в чем именно они на сей раз неправы.
«Ну, а теперь, товарищи, о задачах социалистического строительства…» А потом за бывшими вождями приезжают воронки…
В СССР были ярчайшие ученые, композиторы, поэты, художники, военачальники, а вот ярких политиков, за исключением генсеков – ни одного. По сути и после СССР их немного народилось: Ельцин, Путин – и обчелся. Все остальные что-то значили, лишь пока вписывались в самовластную систему. Шаг в сторону – и все эти Болдыревы, Явлинские, Немцовы, Грызловы, Рыбкины и Шумейки уже не представляют из себя ровно ничего. А ведь когда-то клокотали – о-го-го!
И стоит лишь ныне заметным Зюганову, Жириновскому, Миронову уйти из Думы, где они играют роль системных подпевал – о них завтра забудут все.
За 25 с лишним лет демократическая Россия так и не родила европейского «синдрома Берлускони»: политик может быть в отставке, под судом – но при этом оставаться влиятельным политиком. Ле Пен и его дочь, ни разу не бывшие во власти, оказывают на власть реальное влияние – как и другие действующие оппозиционеры во Франции, в Германии, Италии, Скандинавии…
У нас же без отмашки из АП ты, будь хоть трижды Навальным или антинавальным – никто. Можешь голосить как резаный за или против Путина – это все будет голос Моськи для глухого властного слона.