Информационное агентство
Исторические факторы в недалеком будущем будут иметь не меньшее значение для некоторых современных государств, чем финансовые и сырьевые, отмечает российский государственный деятель Владимир Ворожцов
Фото: Bastian Staude / flickr.com
Многочисленные дискуссии, развернувшиеся в связи с очередной годовщиной Победы в Великой Отечественной войне, в очередной раз показали не только значительные усилия, направляемые весьма понятными политическими силами на деформирование и ангажированную интерпретацию многочисленных исторических фактов, но и наличие грамотно спланированной, поэтапно продуманной и не одно десятилетие системно реализуемой антироссийской исторической политики.
Отрицать данное явление не возьмется ни один хоть чуточку объективно мыслящий аналитик. Но если историческая война ведется, то какими же силами и средствами ее сегодня осуществляют?
Не умаляя роли седовласых британских и американских университетских профессоров, активности различных западных «частных» институтов, следует обратить внимание на весьма специфическое явление: в конце девяностых годов почти одновременно в большинстве стран Восточной Европы, а затем и ряде государств бывшего СССР, стали плодиться весьма щедро финансируемые именно государственные организации, провозглашающие своей целью защиту национальной памяти.
Правда, почему-то в большинстве из этих стран их «национальная память» начинается и заканчивается периодом с 1945 по 1991 годы: видимо, со вступлением в Евросоюз память сама собой трансформируется.
1996 год – создание венгерской Исторической службы.
1998 год – создается польский Институт национальной памяти.
1999 год – в Румынии появляется Национальный совет по изучению документов спецслужб.
А затем с начала 2000-х: Словакия – Институт народной памяти, Чехия – Институт изучения тоталитарного режима и т.д.
Какая мелочь, скажет наш читатель:
– Подумаешь, какой то институт! Да у нас на телевидении почти каждый эксперт – директор какого-нибудь очередного непонятного «института».
И глубоко ошибется.
Давайте просто посмотрим на структуру и функции, например, польского Института национальной памяти, юридически являющимся, между прочим, независимым органом государственной власти Польши.
Огромный архив, крупный научно-исследовательский институт, немаленькое и активно функционирующее образовательное учреждение, бодро штампующее «правильные» исторические кадры, свое издательство, статус отдельного органа судебной системы, плюс функция государственного органа, отвечающего за люстрацию.
2200 сотрудников, среди которых 100 высокооплачиваемых прокуроров.
В России, однако, более известен украинский Институт национальной памяти. Что интересно: это единственное сохранившееся и действующее из создававшегося в свое время Виктор Ющенко. Похоже не случайно…
Однако, мало кто понимает, что Украинский Институт национальной памяти – это Центральный орган исполнительной власти Украины (ранее в документах даже писалось «со специальным статусом»). Именно на него официально возложена реализация государственной политики в сфере сохранения и восстановления национальной памяти, воссоздание справедливой истории украинской нации, о репрессиях и Голодоморе, а заодно и проведение декоммунизации страны. Опять же это кадры, штаты, целевое финансирование.
А что у нас?
Российское военно-историческое общество – это все же общественная организация с весьма широким кругом задач. Название институт национальной памяти в российском интернете вы найдете — это мало кому известная, весьма мутная общественная структура. И так: с нами системно, на государственном уровне борются многочисленные и весьма активные структурки и структурищи, которые очень многие упорно не желают замечать.
В результате исторические грабли закономерно ожидают нас на каждом шагу.
Недавно, отвечая на три вопроса коллеги:
— Кого ты можешь порекомендовать как информированного специалиста по истории СМЕРШ, разведывательной работы СССР в Польше в 1930-е годы и работы с диссидентами в СССР в 1970-е годы?
Я назвал всего одну фамилию – доктора исторических наук, глубокого профессионала Александра Здановича.
— Он что, один? А остальные?
— Этими вопросами у нас сегодня почти никто из историков научно и профессионально не занимается. Господдержка научных исследований не предусмотрена. В вузах требуют количественных показателей и публикаций. Но во всякие зарубежные показатели научных публикаций с этими темами не попадешь – подлинно исторические работы немедленно зарубят. Там другие критерии.
Вот и выбирают ученые иные темы. Важнейшие исторические исследования зачастую пылятся в рукописях. Причем даже при публикации интереснейших и крайне важных для страны изданий денег для их поддержки не находится. На голубые страсти в ведущих театрах страны быстро находятся, а тут нет.
— Почему? Ведь это так важно?
— Отсутствует четкий государственный заказ. Там, у них, за рубежом, он есть – а у нас, похоже, нет…
Вот и получается в результате, что в государственном МГИМО, готовящем для страны будущих дипломатов, не один год под восторженные реакции экзальтированных девиц эмоционально витийствовал профессор, «преподававший» совершенно бредовую, и вдобавок не только антироссийскую, но и абсолютно антинаучную «историю». В результате «вишенкой на тортике» его педагогической деятельности преподавателя истории в ведущем учебном заведении страны явился тот факт, когда он на голубом глазу заявил, что история вообще не имеет никакой методологии. В общем: чем брежу – тому и учу.
А сколько таких еще у нас в стране?
В результате даже знаменитая статья президента России Владимира Путина, посвященная семидесятипятилетию Великой Победы, не смогла избежать некоторых неточностей и разночтений. Если договор СССР с фашисткой Германией от 1939 года, именуемый пактом Молотова-Рибентроппа, был последней, отчаянной попыткой отодвинуть начало войны и, может быть, избежать ее, то какова тогда его «моральная» оценка?
Многие ветераны Афганской войны обоснованно требуют коренного пересмотра той оценки, которую им дал в свое время Съезд народных депутатов СССР. После того, что произошло в Афганистане в последующие годы, включая итоги пребывания там натовской коалиции, историческая убогость данного документа очевидна.
Современному Китаю достаточно удачно удалось преодолеть свое историческое «минное поле». Им свой институт национальной памяти не понадобился, там есть мощные и эффективные структуры ЦК КПК:
— Товарищ Мао Цзэдун на 70% сделал хорошее для страны, на 30% – плохое.
Вот вам объективная и понятная миллионам простых людей оценка сложнейшего исторического периода в жизни огромной страны.
С учетом роста места и роли исторической проблематики в современном мире – а падающие уже не только в США одна за другой статуи известнейшим политическим деятелям являются этому однозначным подтверждением – становится очевидной необходимость создания в Российской Федерации нового, исторического органа государственной власти.
Однако представляется ошибкой повторять в таком случае печальный опыт наших восточноевропейских соседей: деятельность ангажированных руководителей тамошних институтов национальной памяти вызывает все большее неприятие общественности этих стран.
Убежден, России необходим свой аналог института национальной памяти. Да, это должен быть крупный научно-исследовательский центр с функцией координации всей исторической работы, надзора за состоянием исторического образования, с обязанностью проводить экспертизу всех произведений, в том числе художественных, создание которых обеспечивается при поддержке, в том числе и финансовой, государства.
Да, он обязан вести активнейшую информационную и просветительскую деятельность, способствовать сохранению исторического наследия.
Но, как мне кажется, прежде всего, он должен быть своего рода «историческим конституционным судом», выносящим в результате своего рассмотрения обязательные для исполнения вердикты по основным, наиболее спорным вопросам истории нашего государства. И приниматься данные решения вполне могут в режиме судебного рассмотрения.
В таком случае и члены правления института национальной памяти России должны иметь статус, сопоставимый с судьями Конституционного Суда Российской Федерации, соответствовать необходимым квалификационным требованиям и осознавать ответственность за свои решения.
С учетом развития механизмов прямой демократии и становления технологии электронного голосования, исключающих возможность махинаций, возможна процедура их избрания всеобщим голосованием граждан России.
Возможно, что именно исторические факторы в недалеком будущем будут иметь не меньшее значение для некоторых современных государств, чем финансовые и сырьевые. И к этому нам необходимо быть готовым.
Владимир Ворожцов – российский государственный деятель, генерал-майор внутренней службы в отставке, специально для ИА «Реалист»