Ровно 25 лет был принят закона «О реорганизации органов государственной безопасности», которым были юридически ликвидированы остатки КГБ СССР. Но до сих пор остаются два вопроса – как уничтожение якобы всесильной структуры вообще стало возможным и почему Комитет «проспал» распад страны, безопасность которой был призван защищать?
Совет Республик Верховного Совета СССР, принявший закон «О реорганизации органов государственной безопасности», сам по себе был нелегитимен – в качестве органа власти он не упоминался в Конституции СССР. Однако в обстановке общего хаоса на это уже никто не обращал внимание. Упразднить КГБ, согласно статье 113 Конституции, могли только обе палаты Верховного Совета одновременно. А Верховный Совет вплоть до распада Союза не изымал упоминание о КГБ из Закона СССР от 16.05.1991 «Об органах государственной безопасности».
Разобрать на запчасти
Сейчас уже понятно, что основной удар по дееспособности центрального аппарата КГБ был нанесен задолго до декабря 1991 года. Точка невозврата – 5 мая 1991 года, когда Борис Ельцин, Михаил Горбачев и тогдашний председатель КГБ СССР Владимир Крючков неформально договорились о создании самостоятельного КГБ РСФСР. РСФСР была единственным субъектом Союза, у которой не было республиканского управления КГБ – с 1965 года ее местные органы напрямую подчинялись центральному аппарату.
На следующий день была обнародована декларация, согласно которой КГБ РСФСР вошел в структуру КГБ СССР как союзно-республиканский, а не как орган центрального подчинения. А уже упомянутый выше закон «Об органах государственной безопасности» юридически закрепил подчиненность союзного КГБ законодательной власти. То есть, управление и контроль над органами государственной безопасности переходили от правительства к Верховным Советам республик, а в РСФСР конкретно – к Ельцину. К этому моменту уже была отменена пресловутая 6-я статья о «руководящей и направляющей роли партии» и довольно успешно проведена департизация КГБ.
Изначально штат КГБ РСФСР состоял из 14 человек, которые ютились в паре комнат в Белом доме и не имели никаких контактов с органами на местах. При этом в соглашении от 5 мая специально оговаривалось, что Управление по Москве и области остается в союзном подчинении. Возглавил республиканское КГБ Виктор Иваненко – ничем не примечательный 44-летний опер из Тюмени, работавший на тот момент замначальника инспекторского управления КГБ СССР. В августе он возглавит и опергруппы по аресту Владимира Крючкова и Бориса Пуго, а до того осуществлял руководство обороной Белого дома из кабинета Геннадия Бурбулиса. Переход на службу к Ельцину карьерных сотрудников, не имевших перспектив в союзных ведомствах, нормальное явление того времени. Пример тому – Андрей Козырев, взлетевший до министра иностранных дел РСФСР с поста в управлении МИД СССР по международным организациям.
Дальнейшая жизнь и судьба Иваненко довольно показательны. В ноябре 1991 года Ельцин переименовал КГБ РСФСР в Агентство федеральной безопасности РСФСР, чтобы стилистически откреститься от самой аббревиатуры КГБ. Генерал-майор Иваненко возглавил новую структуру уже в ранге министра, но уже через три месяца был уволен «по сокращению штатов» после того, как на заседании Конституционного суда РСФСР выступил против объединения АФБ и МВД в монструозное Министерство безопасности и внутренних дел (МБВД). Тогда Иваненко перешел в Газпром, считается создателем его службы безопасности, но расцвел в родном Тюменском крае, проработав все 90-е годы вице-президентом, первым вице-президентом и заместителем председателя правления компании ЮКОС. Его должностные полномочия до конца так и не были не прояснены, версии варьируются от руководства службой безопасности до лоббизма в госструктурах. Зато после раскрытия структуры ЮКОСа выяснилось, что активы Иваненко приблизительно равны 110 млн долларов и что он стал самым богатым выходцем из КГБ, чем заслужил прозвище «генерал и бизнесмен» по аналогии с персонажем фильма Эмира Кустурицы «Черная кошка, белый кот» — «патриотом и бизнесменом». В 2008 году ему пришлось выступать свидетелем на суде по делу Невзлина, но по делу Пичугина – фактического руководителя службы безопасности ЮКОС, осужденного за заказные убийства, Иваненко не допрашивали, хотя он был прямым руководителем осужденного.
С мая 1991 года началось планомерное уничтожение структуры союзного КГБ, а после августовского путча это превратилось в избиение. Сперва из состава Комитета были выведены 8-е Главное управление (правительственная связь и криптография) и 16-е управление (радиоэлектронная разведка и ее криптография) – их объединили в Комитет правительственной связи. В августе-сентябре в состав Министерства обороны были переданы едва ли не все подразделения войск КГБ, включая спецназ и закрытые диверсионные части внешней разведки, что привело к их фактическому расформированию и утечке уникальных кадров. В сентябре 9-е Главное управление («девятка», охрана руководителей государства) преобразована в самостоятельное Управление охраны при президенте СССР (по факту Горбачеву уже никто не подчинялся, но соблюдалась преемственность названий). Примерно тогда же упразднен 4-й отдел управления «З» («защита конституционного строя»), занимавшийся религиозными (но не сектантскими) организациями. Управление по защите конституционного строя, бывшее 5-е (идеологическое управление) упразднено целиком, что тогдашний начальник КГБ СССР Бакатин объявил главной победой демократических реформ. К 9 сентября был установлен запрет на использование оперативно-технических средств для получения информации, не относящейся к компетенции органов госбезопасности. Наконец, 22 октября согласно постановлению Государственного Совета (ситуативного, «революционного» органа власти, не существовавшего в Конституции) КГБ СССР упразднялся, а не его базе создавались Центральная служба разведки СССР, Межреспубликанская служба безопасности и Комитет по охране государственной границы – эфемерные структуры, призванные сохранять видимость преемственности. Закон от 3 декабря стал и вишенкой на торте победителей и последней подписью.
Еще 5 сентября органы государственной безопасности на местах в большинстве субъектов РСФСР были переданы в подчинение КГБ РСФСР (Чечня, разумеется, провисла). В начале ноября 7-е управление (оперативно-поисковое, «наружка»), 12-й отдел (прослушка), следственный изолятор «Лефортово» и технические службы официально передаются туда же. Собственно, уже на этом контору можно было закрывать, поскольку центральный союзный аппарат лишился технической возможности проводить не то что контрразведывательную работу, но борьбу с коррупцией, ловлю маньяков и противоборство организованной преступности. Оставалось только охранять кукурузу и остатки архивов.
Мотивы действий Ельцина и его окружения (в первую очередь, Геннадия Бурбулиса, дирижировавшего всем этим процессом) были понятны – он последовательно переподчинял себе структуры государственной безопасности, начав с 14 человек и закончив разгромом центрального аппарата. К Горбачеву вообще нет никаких претензий в силу того, что он в тот период уже по факту ничем не управлял и ему до конца остался верен один единственный человек – его личный телохранитель полковник Дмитрий Фонарев, ныне возглавляющий Национальную ассоциацию телохранителей России (НАСТ). А вот мотивы поведения Владимира Крючкова и многих других старших офицеров КГБ СССР, добровольно пошедших на вышеописанную организационно-идеологическую гильотину, действительно интересны.
Смутное время
К весне 1991 года было покончено почти со всеми промосковскими правительствами в странах Восточной Европы. В центральном аппарате КГБ пристально следили за происходящим западнее Бреста, пустив на самотек ситуацию внутри страны. Меж тем, в Москве уже более года проходят масштабные митинги и шествия, на которые стихийно собираются до миллиона человек. Эти митинги плохо организованы, практически не управляемы и парализуют весь центр города. От греха подальше центр просто закрывают для транспорта и отдают толпе по первому требованию. Организацию по технической части – транспорт, репродукторы, трибуны – берет на себя Моссовет, в котором доминируют либералы. И стоит учитывать, что город тогда был устроен иначе, нежели сейчас: Манежная площадь представляла собой открытое пространство с двусторонним движением транспорта вдоль Александровского сада – и по ней свободно перемещались миллионы человек. Злых, голодных и требовавших перемен. В какой-то момент – уже любых
КГБ по факту самоустранилось от происходящего. Начальник УКГБ по Москве и области Виталий Прилуков ситуацию не контролировал. Большая часть личного состава, включая разведку, была погружена во внутренние проблемы, которые начались еще с момента департизации. Проблемы эти откололи Первое главное управление (внешняя разведка) от основной части КГБ, поскольку разведка демонстративно поддержала упразднение партийного контроля, что было естественной реакцией на непрофессионализм и беспринципность партийного руководства в этой особой сфере. Сотрудники разведки массово выходили из партии или прибегали к уловкам, чтобы оказаться вне контроля системы. Например, автор этих строк, переходя из Международного отдела ЦК КПСС и не будучи членом партии, просто «потерял» комсомольский билет, что было воспринято отделом кадров и самой комсомольской организацией с пониманием. А тронуть человека, с апреля 1991 года находившегося «на полевой работе» в горячей точке – Южной Осетии, с которой даже связи не было, а лавины по весне перекрывали единственную трассу, — ни у кого рука не поднялась.
Так называемая «демократическая улица» рано или поздно предложила бы собственную систему организации госбезопасности, которая с высокой долей вероятности контролировалась бы из посольства США. На площади из ниоткуда возникли бы некие лидеры, которые в инициативном порядке пришли бы к Ельцину (скорее всего, при посредничестве Моссовета и американцев) и навязали бы ему себя в качестве альтернативной системы государственной безопасности. Кандидатурой на пост руководителя мог быть и Олег Калугин, уже находившийся в оперативной разработке по подозрению в шпионаже в пользе ЦРУ. В конечном итоге, это привело бы к насильственному разрушению КГБ СССР до основания, вплоть до люстрации и физических преследований сотрудников вне зависимости от их ранга, звания и специализации деятельности. На руинах была бы создана «карманная» структура, а руководили бы ей американские советники и консультанты, как это произошло в Восточной Европе и в Прибалтике.
Самый радикальный, восточногерманский вариант тоже рассматривался всерьез. А он предусматривал и штурм зданий КГБ, и организованное разграбление архивов, что означало бы смерть нового российского государства в утробе. В качестве «ролевой модели» упоминались и события 1956 года в Венгрии, где восставший народ первым делом напал на здание Госбезопасности, перевешал – в прямом смысле слова – охрану и вынес архивы. Кстати, облицовка нижних этажей комплекса зданий на Лубянке гранитным камнем было сделано именно после Венгрии-56.
При этом многие офицеры вполне поддерживали и перестройку, и лично Ельцина. Не было противостояния «КГБ против народа», о котором любят «вспоминать» либеральные СМИ. Другое дело, что часть сотрудников была деморализована трехлетней идеологической атакой со стороны СМИ, и даже глубоко идейные коммунисты, истово веровавшие в это учение, находились в состоянии близком к прострации. На некоторых, особенно – из старшего поколения, было страшно смотреть. И это при том, что республиканские КГБ уже прекратили сотрудничество с центром, в лучшем случая дистанцировавшись от происходящего, а в худшем, как в Грузии, перейдя на сторону местных националистов. Как-то сопротивлялся только КГБ Литвы, но лишь за счет харизматичности его тогдашнего руководства. И в какой-то момент генералам Эйсмунтасу и Марцинкусу пришлось организовывать спецоперацию по вывозу архива из Вильнюса на поезде.
Крючкову и части его окружения (Агеев, Пономарев, Грушко) разумным выходом представлялся организационно-кадровый компромисс с Ельциным. Соглашение от 5 мая 1991 года должно было гарантировать, что набиравшее силу руководство РСФСР создаст свою службу госбезопасности не на основе «демократической улицы», а из старых кадров КГБ СССР, идеологически готовых работать с Ельциным и Бурбулисом (в случае последнего это было чрезвычайно сложно). Но Крючков, похоже, уже не понимал, что ситуация вышла из-под контроля, так что глубоко продуманные интриги и схемы, к которым он привык в прежние времена, уже не работают. Передача полномочий новому КГБ РСФСР переросла в разгром центрального аппарата, но хотя бы без насилия, люстраций, «запретов на профессию» и прочих прелестей Восточной Европы. Возможно, это можно считать достижением.
Кадры решают многое
В любом случае, разрушение центрального аппарата привело к интеллектуальной катастрофе. Люди, всю свою жизнь отдавшие союзному государству, выбрасывались на улицу, если не декларировали свою приверженность новым идеалам, так до конца и не сформулированным. У ряда старших офицеров, работавших только в союзных структурах и не перешедших в национальную юрисдикцию, несмотря на их опыт и подготовку, просто не осталось средств к существованию.
При этом одиозные персонажи, связанные, к примеру, с идеологическими репрессиями в советский период, прекрасно прижились и в 90-х годах. В первую очередь, речь идет о вечном начальнике 5-го Главного управления (борьба с «антисоветчиной») генерале Филиппе Бобкове. Все 90-е годы он возглавлял так называемое Аналитическое управление (по факту – службу безопасности) АО Группы «Мост» Владимира Гусинского – одну из наиболее одиозных по тем временам олигархических и медийных структур. Что удивительно, он регулярно допускал огромное количество ошибок (например, взял на работу автора этих строк), но продолжал работать на этой должности даже после бегства Гусинского за границу. Именно при Бобкове в «Мосте» сформировалась плеяда нынешних «лидеров общественного мнения» либерального толка. И тот же Бобков публично поддерживал сокращение резидентур российской разведки в нескольких регионах мира, хотя его мнения по этому поводу никто не спрашивал – он не имел к ней ровно никакого отношения.
Случай Бобкова – это частный случай самопиара КГБ, бытующего до сих пор. Деградация тех систем, которые отвечали за ситуацию внутри страны, началась даже не в 1987 году, когда отмена предварительной цензуры спустила на органы государственной власти всех собак. Даже сейчас принято идеализировать и сам КГБ как явление, и отдельно взятых сотрудников старшего поколения. На деле многие из них (в том числе, те, кто торпедирует общество мемуарами и «экспертными мнениями») сами виноваты в разрушении как инфраструктуры КГБ, так и государства в целом. Управления со 2-е по 6-е еще с 70-х были поражены многочисленными кадровыми болезнями. Подбор сотрудников «по анкете» помноженный на разнообразные формы «советской политкорректности» (национальные кадры, «комсомольский набор», «селяне») приводил к постепенному понижению профессионального уровня. Особое внимание стоит обратить на так называемые «школы КГБ», которые стали формировать в 70-х годах. Наиболее знаменитые из них – в Минске, Киеве, Вильнюсе, Тбилиси, Ленинграде, Новосибирске и Львове по ускоренной системе готовили к работе кадры, посланные по национальной квоте или комсомольской путевке. Не все, конечно, так страшно, есть множество прекрасных профессионалов и симпатичных людей, эти школы окончивших, но многие другие полученный набор специфических навыков затем использовали в основном в личных целях, а качество их подготовки оставляло желать лучшего. Речь, правда, не идет о внешней разведке, — там были свои сложности, но до ускоренных курсов для людей чуть ли не с улицы дело не дошло.
В результате сформировалась целая система, отторгавшая новизну, нестандартное мышление и самостоятельность оценки. Мешала и военизированность КГБ – ваыходцы из армии, при всем к ним уважении, менее склонны к критическому мышлению. Гражданские специалисты чаще проявляют принципиальность в отстаивании своей точки зрении, нежели кадровые офицеры, в которых изначально заложено чинопочитание. Сложился и культ командования. То есть, отдавать приказы и разрабатывать планы считалось важнее, чем заботиться о том, чтобы они были правильными. А судорожные попытки уже в горбачевскую эпоху создать некие «аналитические отделы» привели лишь к появлению на руководящих должностях заслуженных генералов, больше склонных к поиску вселенских заговоров, чем к объективной обработке поступающих данных.
Герои слопротивления
Традиционный вопрос о том, как это так случилось, что гигантская структура, охватывавшая весь СССР и все якобы контролировавшая, проспала распад государства, не совсем правильно сформулирован. В реальности КГБ СССР образца 80-х годов сам себя не контролировал. Распад начался с отпада части национальных отделений, с поляризация мнений внутри самой организации, с вынесения на публику внутренних идеологических дискуссий, а в дальнейшем все это только росло как снежный ком. Чинопочитание, карьеризм и общее снижение интеллектуального уровня привели к невозможности адекватно оценивать поступавшую информацию, а поступала она в огромных количествах. В той же Литве, например, националистические настроения отчасти поддерживались местным ЦК партии, которое безуспешно пыталось их возглавить. КГБ же не могло пойти против мнения партийного начальства, которое отмахивалось от оперативных донесений, ссылаясь на Москву и «перестройку». А в кавказских республиках рычаги управления вообще были утеряны, причем, отчасти из-за давления партийной власти.
Роль КГБ СССР в истории и в событиях 1988-1991 годов – отчасти вопрос веры. Людей, считающих, что эта организация была абсолютным злом, никак не переубедить, но это и не нужно. Людям, которые отождествляют своих современников с крестьянским призывом времен Ежова, в принципе сложно что-то объяснить. Даже попытки отделить деятельность внешней разведки от одиозных мероприятий 5-го главка времен Андропова наталкиваются на неприятие самой аббревиатуры.
Возможно, главным урок событий двадцатипятилетней давности касается не общей роли органов государственной безопасности в структуре власти, а их интеллектуальной и организационной нише в этой системе. Роль КГБ СССР в конце 80-х – начале 90-х сводилась к несвойственным государственной безопасности функциям поддержки авторитета власти на фоне идеологических изменений в обществе. Но и само КГБ (как центральный аппарат, так и республиканские органы) разрывались от внутренних противоречий, так что требовать спасительных идей от структуры, разлагавшейся одновременно со всей системой государственной власти, было бы наивно. Даже имидж КГБ разлагался под массированной атакой СМИ, хотя в какой-то мере работает до сих пор. Внутри системы государственной безопасности, которая, по идее, должна была вбирать в себя лучших, просто не нашлось тех интеллектуальных сил, которые могли бы оказать политике распада и разложения достойного сопротивления.
А это и есть – главный урок. Система органов государственной безопасности не может быть массовой, она не может быть основана на «анкетном» подборе кадров. Она не может быть идеальной, но стремиться к этому идеалу необходимо. А всех, кто участвовал в борьбе за единое государство – «в поле» ли, на ступеньках здания КГБ на Лукишках, на Лубянской площади, на паркетах комплекса правительственных зданий от Рыбного переулка и наверх – не стоит поминать злым словом. Случилось неизбежное. Но могло быть гораздо хуже.