Николай Алексеевич Заболоцкий – поэт, по определению К.Г. Паустовского, «пушкинской глубины, мелодичности и силы». Поэт неповторимой индивидуальности, многие строки которого стали классическими.
Он никогда не переставал искать свой особый поэтический голос, не похожий на голоса других поэтов. Его интересовали философские, вечные вопросы, среди которых особое место занимала тема человеческой красоты, красоты вообще – как внутренней, так и внешней.
Жизнь поэта, которая была насыщена событиями, достойными пера Шекспира и его трагедий, до последних дней была наполнена духовными исканиями. Заболоцкий штудировал Тимирязева, Вернадского, читал труды Эйнштейна. Был впечатлён концепцией Николая Фёдорова. Он увлекался идеями Циолковского. После знакомства с трудами учёного написал ему: «Ваши мысли о будущем земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют».
Поэт увлекался и произведениями художников – Филонова, Шагала, Брейгеля. Любимым композитором Заболоцкого был Бетховен. Вдумчивый взгляд поэта в космос, в окружающий его мир помог ему открыть много загадочного и интересного.
Впервые поэзия Заболоцкого, широкое признание к которому в Отечестве пришло лишь посмертно, была представлена читателю с достаточной полнотой в Большой серии «Библиотеки поэта» (1965). И тогда многие литературные журналы стали его активно печатать. Потом наступило затишье. До 1972 г. оставались неопубликованными ряд ранних стихотворений Заболоцкого и поэма «Птицы» (1933). А «Столбцы» в их первоначальном виде и поэмы 1930-х годов были заново опубликованы в книге «Вешних дней лаборатория» (1987).
Вспомнили поэта и вновь обратились к его наследию во многом благодаря Евгению Евтушенко, который на своих вечерах поэзии говорил, что Заболоцкий – один из самых лучших. Теперь Заболоцкий вписан в ряд гениальных поэтов ХХ века.
Его сын Никита Николаевич, автор полной биографии отца, скрупулёзно занимается публикациями его наследия. Издано собрание сочинений. Жизни и творчеству Заболоцкого посвящено множество литературоведческих исследований. Творческое наследие поэта, как и всё неординарное, с годами становится лишь прекрасней…
***
«”Вращай, История, литые жернова!” – воскликнул великий русский поэт, естественно, вятский, Николай Заболоцкий», – с гордостью и любовью написал о Заболоцком его земляк Владимир Крупин.
Родиной предков поэта была Вятская губерния, поэтому он считается вятчанином. До самой старости Николай Александрович сохранил характерный северо-русский говорок.
Николай Алексеевич Заболоцкий родился 7 мая (24 апреля по ст.с.) 1903 года в Казанской губернии. Отец – агроном, мать – сельская учительница. Детские годы Николая прошли в селе Сернур Вятской губернии, недалеко от города Уржума, куда его отец был назначен управляющим земской фермой.
Стихи он начал писать в семь лет, когда учился в третьем классе. И даже стал издавать свой рукописный журнал. Там же, в Уржуме, будущий поэт поступил в реальное училище, которое окончил уже после революции, в 1920 году. Отец хотел, чтобы и Николай стал агрономом, продолжил его дело. Но сын выбрал иную судьбу.
С какой благодарностью, уже став поэтом, Заболоцкий вспоминал прежде всего отцовский шкаф с сочинениями русских и зарубежных классиков: «Здесь, около книжного шкафа <…> я навсегда выбрал себе профессию, сам ещё не вполне понимая смысл этого большого для меня события».
Хотя большую часть жизни Заболоцкий прожил в других местах, он навсегда полюбил вятскую природу и вятских людей. Вспоминая Вятский край, поэт писал:
«Вдоволь наслушался я там соловьёв, вдоволь насмотрелся закатов и всей целомудренной прелести растительного мира. Свою сознательную жизнь я почти полностью прожил в больших городах, но природа никогда не умирала в моей душе и отобразилась во многих стихотворениях».
Неслучайно многие его стихотворения, как, например, «Я воспитан природой суровой…» (1953), посвящены природе, он умеет увидеть и передать в стихах неповторимую красоту земли, её мудрую спокойную величавость.
<…>В государстве ромашек, у края,
Где ручей, задыхаясь, поёт,
Пролежал бы всю ночь до утра я,
Запрокинув лицо в небосвод.
Жизнь потоком светящейся пыли
Всё текла бы, текла сквозь листы,
И туманные звёзды светили,
Заливая лучами кусты.
И, внимая весеннему шуму
Посреди очарованных трав,
Всё лежал бы и думал я думу
Беспредельных полей и дубрав.
***
В Московский университет Заболоцкий поступает сразу на два факультета – филологический и медицинский. Но жизнь в голодной Москве не задалась. И хотя литературная среда Москвы захватила поэта, он вынужден был покинуть столицу. Через год он переехал в Петроград. С 1921 по 1925 годы Заболоцкий обучается здесь в Педагогическом институте имени А.И. Герцена на отделении русского языка и литературы.
В «Автобиографии» об этом периоде сказано: «Много писал, подражая то Маяковскому, то Блоку, то Есенину. Собственного голоса не находил».
В 1925 году на одном из литературных вечеров в Петрограде Заболоцкий знакомится с Александром Введенским и Даниилом Хармсом. Так появилось новое литературное объединение, которое вошло в историю под названием ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства).
Соединив театр, живопись и музыку, друзья мечтали поставить во главе всех искусств поэзию. В 1928 году Заболоцкий пишет главную часть их манифеста: «Мы — не только творцы нового языка, но и создатели нового ощущения жизни и её предметов».
***
В 1929 году вышла первая книга его стихов — «Столбцы», вызвавшая, по словам самого поэта, «порядочный скандал» и принёсшая ему популярность.
22 стихотворения «Столбцов», которые поражали, прежде всего, своей небывалой до тех пор поэтической формой, необычностью, яркостью, свежестью, своей гротескной новизной, – переписывали от руки, заучивали наизусть.
С точки зрения ритма стихи были написаны столь виртуозно, что буквально завораживали читателя, оказывали на него гипнотическое воздействие. В стихотворении «Пекарня» (1926) «оживает» тесто:
<…>Тут тесто, вырвав квашен днище,
как лютый зверь, в пекарне рыщет,
ползёт, клубится, глотку давит,
огромным рылом стену трёт<…>.
Особый эффект «Столбцов» достигается благодаря столкновению формы русской классической поэзии и приземлённых, бытовых деталей с карикатурными чертами:
<…>В домах спокойствие и мир.
Ужели там найти мне место,
Где ждёт меня моя невеста,
Где стулья выстроились в ряд,
Где горка – словно Арарат –
Имеет вид отменно важный,
Где стол стоит и трёхэтажный
В железных латах самовар
Шумит домашним генералом?<…>
«Ивановы» (1928)
Уже через месяц «Столбцы» нельзя было купить ни за какие деньги. Это была настоящая сенсация, один из самых ярких и значимых поэтических дебютов в русской поэзии XX века.
Однако в среде писателей и литературных критиков у Заболоцкого немедленно появились и сторонники, среди которых были С.Я. Маршак, Ю.Н. Тынянов, Н.С. Тихонов, В.А. Каверин, и непримиримые оппоненты – ими он был, по словам поэта, «причислен к лику нечестивых».
***
В 1938 году по ложному обвинению Заболоцкий был арестован и осуждён по делу об антисоветской пропаганде. Согласно обвинительному заключению от 31 июля 1938 года, Заболоцкий Николай Алексеевич «являлся участником антисоветской троцкистско-правой организации… автором антисоветских произведений, используемых в антисоветской агитации».
Обвинительным материалом послужили появившиеся к тому времени в печати осуждающие критические статьи ряда критиков.
По запросу НКВД был написан также отзыв критика Н. Лесючевского, в котором, в частности, подчёркивалось, что «творчество Заболоцкого является активной контрреволюционной борьбой против советского строя, против советского народа, против социализма».
Особым Совещанием Заболоцкий был приговорён к пяти годам исправительных работ по ст. 58-10-11 УК РСФСР.
В Ленинграде у поэта осталась семья (Николай Алексеевич женился в 1930 году): жена Екатерина Васильевна, 6-летний сын Никита и дочь Наташа, которой исполнился лишь год.
***
С 1938 по 1944 год Заболоцкий отбывал наказание в лагерях Дальнего Востока и Алтайского края, где стихов не писал. С весны до конца 1945 г. он жил с семьёй в Караганде, где работал чертёжником в строительном управлении. Там же он завершил работу над поэтическим переводом «Слова о полку Игореве» (1938, 1945) и отправил поэму в журнал «Октябрь». Его многолетний труд был опубликован и имел большой успех у читателей всего Советского Союза. Это оказало благотворное влияние и на его судьбу — как произведение, прошедшее в печать, и на творчество — как образец уникальной поэтики. Чуковский писал о переводе Заболоцкого, что в нём «передано главное: поэтическое своеобразие подлинника, его очарование, его прелесть».
В 1950 году «Слово о полку Игореве» вошло в серию «Литературные памятники». Всеобщее признание перевода «Слова» помогло Заболоцкому в 1946 году добиться освобождения. Он вернулся сначала в Ленинград, потом в Москву. Как бывший политзаключенный, которым определяли для жизни и работы пресловутый 101 километр, он не имел права жить в столицах и крупных городах СССР. Однако благодаря хлопотам его друга – литературоведа Н.Л. Степанова, деятельному участию в его судьбе Н.С. Тихонова, И.Г. Эренбурга и особенно председателя правления Союза писателей СССР А.А. Фадеева Заболоцкий получил и это право, и даже был восстановлен в Союзе писателей. Поначалу, пока Заболоцкий не получил квартиру в Москве, он вынужден был ютиться с семьёй то у знакомых, то в Переделкино.
«Не человек, а череп века», — сказал о нём Арсений Тарковский, встретив после ссылки: внешне Заболоцкий мало походил тогда на поэта, скорее, на крупного учёного.
Его возвращение в литературу было медленным и мучительным. Львиную долю времени и сил, как, впрочем, и тот же Арсений Тарковский, Заболоцкий отдавал переводам — их было легче напечатать, и они давали заработок.
Ему принадлежат переводы поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», произведений многих грузинских авторов, немецкой классической поэзии, а также переложения для детей знаменитых романов Ф. Рабле, Д. Свифта, Шарля де Костера…
И всё же 1946-1958 годы – это и классический период творчества Заболоцкого-поэта. Во многих своих стихах Николай Алексеевич обращается к традициям русской философской поэзии:
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно <…>.
«Портрет» (1953)
В тумане облачных развалин
Встречая утренний рассвет,
Он был почти нематериален
И в формы жизни не одет.
Зародыш, выкормленный тучей,
Он волновался, он кипел,
И вдруг, весёлый и могучий,
Ударил в струны и запел.
И засияла вся дубрава
Молниеносным блеском слёз,
И листья каждого сустава
Зашевелились у берёз <…>.
«Дождь» (1953)
<…>Вот он – кедр у нашего балкона.
Надвое громами расщеплён,
Он стоит, и мёртвая корона
Подпирает тёмный небосклон.
Сквозь живое сердце древесины
Пролегает рана от огня,
Иглы почерневшие с вершины
Осыпают звёздами меня.
Пой мне песню, дерево печали!
Я, как ты, ворвался в высоту,
Но меня лишь молнии встречали
И огнём сжигали на лету.
Почему же, надвое расколот,
Я, как ты, не умер у крыльца,
И в душе всё тот же лютый голод,
И любовь, и песни до конца!
«Гроза идёт» (1957)
«После лагерей он полновесно вернулся в литературу, – считает Игорь Волгин, – и это редкий случай, возможно, всего второй после Достоевского: человек прошёл мрачные пропасти земли и вернулся с каторги ещё более мощным художником. Но его поэтика изменилась не только под влиянием этих внешних обстоятельств, хотя, конечно, и они наложили свой отпечаток на его творчество, а под воздействием глубинного внутреннего, душевного процесса».
***
В последние годы жизни Николая Алексеевича его семья распалась – от поэта уходит жена, и он остаётся один. Во имя обожаемого Коленьки Екатерина Васильевна вынесла всё: и его долгое заключение, и нищету, и бесконечное скитание с двумя детьми по чужим квартирам…
Заболоцкий, по воспоминаниям друзей, сперва удивился. Так сильно, что просто не поверил: Екатерина Васильевна ушла от него, когда жизнь почти что наладилась. Ушла к другому писателю. И хотя Екатерина Васильевна всё-таки вернулась к нему, эту трагедию Николай Алексеевич, здоровье которого было подорвано в лагерные годы, уже не забудет никогда.
В 1955 году у поэта случился первый инфаркт, но он упорно продолжал каждодневный труд. А утром, 14 октября 1958 года, Заболоцкий умер от второго инфаркта. Больное сердце поэта остановилось навсегда. Николаю Алексеевичу было всего 55.
В некрологе его впервые публично назвали «большим русским поэтом». Заболоцкий удостоился чести быть похороненным на Новодевичьем кладбище.
…Чувствуя приближение смерти, Заболоцкий составил свод своих произведений для будущего собрания сочинений, уничтожив тексты шуточных стихотворений и поэм. В 1957-м он подготовил и выпустил в свет книгу «Стихотворения» – наиболее полный его прижизненный сборник, куда вошли 64 стихотворения и избранные переводы.
В этом сборнике были опубликованы и стихи, которые через двадцать лет, в 1977-м, стали песнями Андрея Петрова «Обрываются речи влюблённых» и «Облетают последние маки» в кинофильме Эльдара Рязанова «Служебный роман». После выхода на экраны страны этого кинофильма их запела вся страна, правда, не обратив внимания на автора слов.
Вот уж поистине: нет пророка в своём отечестве! А ведь Чуковский, любитель и исследователь Некрасова, в своё время дал высокую оценку поэзии Заболоцкого, почувствовав в его поздних стихах что-то близкое классицистической гражданственности XIX века. Прочитав последнюю, четвёртую его книгу, Чуковский написал 5 июня 1957 года Николаю Алексеевичу восторженное письмо:
«Пишу Вам с той почтительной робостью, с какой писал бы Тютчеву или Державину.
Для меня нет никакого сомнения, что автор «Журавлей», «Лебедя», «Уступи мне, скворец, уголок», «Неудачника», «Актрисы», «Человеческих лиц», «Утра», «Лесного озера», «Слепого», «В кино», «Ходоков», «Некрасивой девочки», «Я не ищу гармонии в природе» – подлинно великий поэт, творчеством которого рано или поздно советской культуре (может быть, даже против воли) придётся гордиться, как одним из высочайших своих достижений.
Кое-кому из нынешних эти мои строки покажутся опрометчивой и грубой ошибкой, но я отвечаю за них всем своим семидесятилетним читательским опытом».
А последнее из написанных Заболоцким стихотворений – «Не позволяй душе лениться…» (1958) – стало его поэтическим завещанием:
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони её от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в чёрном теле
И не снимай с неё узды!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвёт.
А ты хватай её за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.
Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
И ещё после кончины Николая Алексеевича на его письменном столе близкие увидели лист бумаги. На нём были выведены чёткими буквами лишь три слова: «Пастухи, животные, Ангелы».
И слово «Ангелы» – не самое ли важное, что успел запечатлеть поэт в отечестве земном перед уходом в жизнь вечную…