Информационное агентство
Массовая невротизация населения слухами, фобиями выражается в кризисе доверия к официальной информации и заставляет людей по-новому смотреть на окружающую действительность, пояснил Владислав Аксенов
Российский царствовавший Дом
Слухи существуют всегда и в любом обществе, однако именно в кризисные моменты истории они обретают критическую массу, способную влиять на политические события, отметил в интервью VATNIKSTAN кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН Владислав Аксенов. Он добавил, что история Первой мировой войны и российской революции как раз демонстрирует влияние слухов на политическую историю.
«Например, большую роль в дискредитации (или даже десакрализации) верховной власти сыграли слухи о предательстве внутри царской семьи. В то время, как не без помощи Ставки и лично главнокомандующего великого князя Николая Николаевича распространялись слухи о повальном предательстве российских этнических немцев и евреев, массовое сознание в шпионаже стало подозревать немку-императрицу. Причем крестьяне шпионкой считали Марию Федоровну (датчане – те же немцы в глазах простых людей), а более образованные слои – супругу императора Александру Федоровну, приписывая им одни и те же действия (информирование по секретному телеграфу, расположенному в Зимнем дворце, Вильгельма II, тайная отправка продовольствия из России в Германию, организация взрывов на военных заводах и складах и пр.
)», – пояснил автор книги «Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914-1918)».
По словам Аксенова, повышению роли слухов в обществе способствовала раздутая властями шпиономания: «Например, череда антинемецких слухов (об отравлении немцами в Москве колодцев холерными вибрионами, распределении государственных заказов среди частных фирм, руководимых этническими немцами) спровоцировала известный московский немецкий погром в мае 1915 года. Современники сами обращали внимание на возросшую роль слухов в обществе. Появлялись конспирологические теории о том, что их кто-то (немецкие агенты, революционеры, черносотенцы, либералы и т.д.) сознательно распространяет, пытались раскрыть некую «фабрику слухов», однако «исследователи» в конце концов признавали, что важно не то, кто их распространяет, а почему им массово верят. Объяснение лежит в области психологии».
Историк подчеркнул, что массовая невротизация населения слухами, фобиями «выражается в кризисе доверия к официальной информации и заставляет людей по-новому смотреть на окружающую действительность». «Так, в департамент полиции поступали донесения бдительных граждан о появляющихся с началом войны на крышах зданий таинственных антеннах. Подозревали немецких шпионов. Однако во всех случаях проведенные полицией проверки установили, что эти антенны уже с десяток лет красуются на крышах домов, но только в ситуации массовой паники обыватели стали обращать на них внимание», – приводит пример Аксенов.
По его мнению, в этом же психическом контексте следует изучать конспирологическое мышление, которое является спутником периодов психологических кризисов, является примером нарушения когнитивных процессов: «К слову, большинство конспирологических теорий о российской революции 1917 года не что иное, как интерпретация возникших задолго до самой революции слухов (и о немецких деньгах большевиков, и о революционной деятельности английских агентов в России, либералов, евреев, масонов и проч.)».