Информационное агентство
Поступками партийных либералов руководила не вражья воля, а естественное желание приватизировать власть и передать ее по наследству, считает Дмитрий Журавлев
Михаил Горбачев
Брежневская эпоха
Леонид Брежнев оказался лидером СССР, поскольку в силу личных качеств был настроен полностью поддерживать и удовлетворять интересы правящего сословия. Самим фактом своего существования этот незлой человек обеспечивал интересы аппарата. Поэтому Брежнев, как в свое время Сталин, а затем Хрущев, легко победил своих, казалось бы, более могущественных противников: комсомольцев во главе с Александром Шелепиным и Владимиром Семичастным и премьера Алексея Косыгина.
Брежнев отнюдь не по глупости и лени, как считали некоторые публицисты, а именно из-за своей политической мудрости, стремясь укрепить стабильность общества, предоставил правящему сословию не просто гарантии безопасности, но гарантии сохранения льгот и привилегий при любом повороте его судьбы. Он понимал, что это сословие и у генсека выбор небольшой или идти во главе сословия и сохранять власть, или пойти против него и потерять власть. Ему хватило мудрости осознать это и сделать этот выбор.
Главный кадровый лозунг этого времени сформулировал баснописец: «Осел попал в номенклатуру – вынь да положь ему руководящий пост».
Таким образом сословный характер советской элиты был фактически и формально закреплен. Советские чиновники превратились в помещиков времен Екатерины II, источники их благополучия были закреплены за ними, только это была не земля с крестьянами, а должности с окладами и привилегиями. Для чиновников наступил «золотой век», такой же, каким для российских помещиков было правление Екатерины II.
В чем суть «золотого века»? В отсутствии всяческих внутренних противоречий. Но любая система развивается в процессе решения внутренних противоречий – именно они заставляют систему развиваться. Нет противоречий, нет и развития. Это имели ввиду на Западе, заявляя, что после краха СССР история закончилась. Дальше развития не будет, потому что оно уже не нужно – наступил «золотой век».
Генерал Питовранов – кукловод Советского СоюзаМогли ли Андропов и Питовранов развалить СССР?
В брежневскую эпоху развитие вроде бы нужно всем, но ненужно никому конкретно. В такой ситуации, несмотря даже на удачные внешние условия, – открытие сибирской нефти, рост нефтяных цен и разрядку международной напряженности, никакого технологического скачка не произошло, да и не могло произойти. А это в свою очередь приводило в действие идеологическую бомбу, заложенную при Хрущеве. Если нет скачка, то не может быть и скачкообразного роста потребления, а значит мы явно не обгоняем Запад по потреблению. Если потребление – это единственный критерий развития и справедливости общества, то эталоном для него является западный образ жизни. На этой основе началась вестернизация сознания – превращение Запада в идеал советского общества. Правда, на этом этапе вестернизация коснулась только элиту и интеллигенцию – тех, кто этот Запад видел или о нем читал.
Причем явные политические последствия вестернизации были минимальными – хилое диссидентское движение под лозунгом: «Хотим жить, как на Западе, потому что там жить хорошо». Но вот глубинные последствия были огромными. Советское общество было идеологическим, поэтому изменение идеологии кардинально меняло его жизнь. Правда в силу глубинного характера изменений их можно было не замечать, их и не замечали. Зачем портить «золотой век»?
Но масштаб этих изменений оказался огромен. Элита в условиях вестернизации сознания захотела из сословия стать классом. И это естественно. Главной проблемой советской элиты стало отсутствие возможности передачи власти – источника благ и привилегий по наследству. В рамках советской идеологии, где государство и служение ему были высшей ценностью, невозможность наследования власти воспринималась как крайне тяжелое, но неизбежное следствие служения. Радовались, что хоть какой-то уровень благосостояния удавалось сохранить для детей.
В условиях вестернизированного сознания хотелось большего. И западный мир подсказывал решение – приватизация то ли власти, то ли собственности, с последующим наследованием того, что удалось приватизировать. Сословие захотело стать классом. Сословие определяется по отношению к власти, класс по отношению к собственности. Что тоже естественно, так как в рамках западного общества самая удобная позиция – классовая. Правда при жизни Брежнева ни о каком преобразовании в класс не могло идти и речи, такие изменения возможны только в период смены эпох.
Власть аппарата: как чиновники развалили СССРСудьба Хрущева продемонстрировала, что чиновничье сословие стало хозяином страны – никакого вождя, стоящего над чиновниками, просто нет, отметил Дмитрий Журавлев
На интеллигенцию вестернизация сознания повлияла, но чуть иначе. Она тоже захотела иметь те же возможности, что и их западные коллеги: мировую славу и богатство, сравнимое с богатством элиты. В советских реалиях это означало либо распространении привилегий на интеллигенцию, но на это надеялись немногие, либо отмену привилегий (позиция большинства) в надежде, что в этом случае интеллигенции достанется больше или, как минимум, никто не будет иметь больше, чем интеллигенция и она наконец займет место элиты, к чему стремилась с февраля 1917 года. Но в условиях брежневского времени дальше кухонных разговоров это не шло.
Постбрежневская эпоха
После смерти Брежнева возникла обычная проблема конца «золотого века»: отсутствие внутренних источников развития требовало появления источников развития внешних по отношению к системе. Поэтому после «золотого века» всегда происходят качественные, масштабные и насильственные по отношению к системе преобразования – почти всегда бывает революция.
В условиях 1980-х ожидание координатных изменений усиливалось долговечностью брежневского правления. За 18 лет люди привыкли к Брежневу, как к неизменной части политического ландшафта, сам его уход воспринимался как координатное изменение. Поэтому было очевидно, что изменения будут качественными. Но Юрий Андропов сделал лишь попытку интенсификации советской системы. Образно говоря, он пришпорил старую лошадь, а не попытался заменить ее на новую. Константин Черненко вообще старался сохранить систему, надеясь, что ее преобразованием займется следующее поколение руководителей. И к власти пришел Михаил Горбачев. Это был человек, неготовый к высшей власти. Причина этого в том, что значительная часть его политического опыта связана с работой в регионе. Получив неограниченную власть, он остался глубоко провинциальным политиком. А специфика провинциального политика состоит в том, что он всегда предполагает некоторый более высокий уровень власти, который поможет и спасет. Таким образом провинциальный политик безответственен, он может быть хорошим исполнителем, но не может принимать окончательные решения просто по причине того, что не понимает – оно окончательное.
Такой человек возглавил страну в переломный момент после «золотого века». В тот момент элита делилась на две примерно равные части. Одни – будущие «прорабы перестройки» – партийные либералы, которые хотели реализовать глубинный интерес правящего сословия – приватизация власти и собственности. Другие выступали против. Они разделились на две группы: на консерваторов, выступающих за сохранения СССР в рамках сталинский-брежневской парадигмы, но таких становилось все меньше и меньше, а после разгрома Шелепина у них не осталось лидера, и они были скорее настроением, чем организованной силой, и мягких консерваторов, кто в принципе не отрицал возможность принципиальных преобразований, но считали этот путь очень опасным и жили по принципу «от добра добра не ищут».
Внешне консерваторы казались могучей силой. Но только казались. Традиционные консерваторы были недовольны горбачевской политикой. Считали его выскочкой, но не могли противостоять генеральному секретарю, который в их сталинской системе координат был живым богом. Мягкие консерваторы готовы были сдаться на милость победителя. Их главный вопрос и заключался в том, кто будет победителем. Получилось, что консерваторы из этих групп оказались заложниками генерального секретаря. Но главная слабость консерваторов даже не в этом. Главная проблема их в том, что они, в силу своего консерватизма, неспособны предложить обществу радикально новую идею. А общество, та самая интеллигенция, недовольная несправедливостью, в первую очередь, в постбрежневский период требовала радикальных идей. Поэтому возникновение и победа партийных либералов – неизбежные процессы.
Элита развалила СССР ради «монетизации» своей власти в условиях капитализмаВ уничтожении социалистического проекта поучаствовали как внешние силы (Запад), так и заинтересованные круги советской номенклатуры, силовиков и «теневого бизнеса», утверждает политолог Александр Шатилов
В принципе у консерваторов оставались бы какие-то шансы, если бы они объединились вокруг генерального секретаря, тогда все их недостатки, кроме идеологического, превратились бы в достоинства. Твердые консерваторы, опираясь на авторитет первого лица, перешли бы в наступление, а мягкие консерваторы их бы поддержали. Но Горбачев поддержал либералов. Это было вполне предсказуемо. Во-первых, для консерваторов он был выскочка, провинциал и их союз мог быть только временным. Во-вторых, генсеку самому позарез нужна была новая идея. Только она позволила бы ему заработать личный авторитет, не связанный с должностью. А эту идею можно было найти только у либералов. В-третьих, Горбачев и сам был партийным либералом. Он шел, не берусь судить насколько осознанно, к тому же превращению правящего сословия в класс. Поэтому и возглавил либералов, консерваторы были обречены.
Но для победы над партийными консерваторами мало было аппаратной победы, нужна была пропагандистская победа: поддержка народом разгрома партийных консерваторов. Для выполнения этой задачи на поле выпустили интеллигенцию, которая транслировала народу свое недовольство советскими привилегиями и притуплениями сталинского режима. Народ наш чуток к несправедливости, поэтому настроить его против консерваторов было просто.
Но эта победа была чисто тактическая. Для приватизации власти или собственности нужно было ликвидировать монополию партии на власть. Приватизировать монополию целиком в той ситуации вряд ли удалось бы. А для ликвидации монополии нужно было ослабить легитимность партийной власти и показать «преступления» партии. Интеллигенция и с этим справилась. Но и этого оказалось недостаточно. Посчитали, что достижение цели невозможно не только при монополии партии на власть, но при любом присутствии партии во власти, так как партия жестко привязана к идеологии, в которой постулируется вертикаль власти и государственная собственность, что невозможно согласовать с идеями приватизации. Для этого КПСС нужно полностью лишить власти, а власть перенести в советы. Вот здесь и была ошибка наших партийных либералов, которая развила пути СССР и КНР.
Партийные либералы вступили на поле парламента, где легитимность депутата определяют избиратели и поэтому человека нельзя изгнать за строптивость. Привычные методы управления просто не работали. Тем более в парламенте партийные либералы оказались консерваторами, а либералами стала межрегиональная группа, состоящая из явных и неявных диссидентов, и партийные аристократы для них были врагами. В этих условиях вся пропагандистская машина, пристрелянная на консерваторов, ударила по партийным либералам. Дальнейшее падение партийных либералов было неизбежно. Борис Ельцин ускорил процесс, но они и без него бы пали. На них бы просто повесили ответственность за все социальные и экономические проблемы, как на жирондистов во время Великой французской революции.
В отличие от китайцев они поспешили, решили приватизировать власть и собственность быстро, а для этого отказались от партии и перестали играть по своим партийным правилам, а стали играть по чужим – парламентским, после чего проиграли. Если бы они не спешили и сохранили партию, то у них могло бы получиться, как у китайцев.
Выводы
Что же у нас получается? Вся история советской власти – история институтов власти и идеологических конструкций.
Идея построения коммунизма (рая на земле) и революционеры как инструмент реализации задачи. Когда мировой революции не случилось, эту идею заменили на идею построения социализма, а революционеров – на аппарат. Затем аппарат из инструмента превратился в сословие, а идею социализма – заменили идеей империи. В условиях длительного сосуществования систем идея империи сменяется идеей коммунизма, как безграничного потребления, а сословие становится полным и единственным хозяином страны. Из превращения потребления в ценность с неизбежностью вытекает попытка сословия стать классом – гарантировать потребление для будущих поколении.
Развал СССР – это не заговор, а реализация законов истории неизбежного в условиях монополии чиновничества на власть, превращения государственного аппарата с начала в сословие, а затем в класс. Поступками партийных либералов руководила не вражья воля, а естественное желание приватизировать власть и передать ее по наследству. Все произошедшее имеет естественные причины и не нуждается в гипотезе заговора для своего объяснения.
Примаков – смотрящий за процессом развала СССР: дипломат«Социалистическая система себя изжила. Надо от нее отходить и начинать жить как на Западе», – говорил Евгений Примаков в 1974 году, вспоминает собеседник EADaily, который был знаком с политиком более 40 лет
Конечно, естественность краха не означает его неизбежность, можно было пойти более сложным и медленным китайским путем, избежав краха страны. Кстати, Китай чуть не пошел советским путем. Если бы власти КНР не ввели танки на площадь Тяньаньмэнь, то повторили бы все глупости советской перестройки. Но мы пошли тем путем, на который нашим руководителям хватило ума и воли, но причем здесь заговор?
Почему же в заговорщики постоянно попадает именно Евгений Примаков? Если он заговорщик, то какой-то странный или их два? В 1980-х он разрушитель СССР, а в 1990-е спаситель СВР и единственный успешный премьер ельцинской поры, спасший страну от катастрофы. Думается, причина здесь психологическая. Наверное, Примаков – единственный в горбачевском окружении человек, который был и аналитиком, и управленцем. При наличии такой уникальной позиции он обладал большим реальным, чем формальным статусом. А такое несоответствие наводит на мысль о существовании неформальной структуры, то есть заговора.
Похоже именно это несоответствие заставило столь информированного и компетентного человека как Вячеслав Матузов говорить о Примакове, как лидере заговорщиков. Нам кажется, у его позиции есть и более глубинные основания. Если СССР разрушил заговор, то можно создать образ Советского Союза, как идеального государства. А если крах произошел по естественным причинам, то это государство никак не может считаться идеальным. А, похоже, именно советский идеал является объектом защиты товарища Матузова.
Дмитрий Журавлев – директор Института региональных проблем, специально для ИА «Реалист»